Мама попыталась изобразить удивление, когда Аня принесла домой грамоту с золотым же гербом, на которой округлым учительским почерком было выведено «1-е место», – но вышло плохо, ведь она, похоже, знала, что так будет.
Так что уже зимой Аню отправили на районную олимпиаду по русскому. В назначенное воскресенье она пришла вместе с учительницей и несколькими другими ребятами в другую школу. В коридоре была целая толпа, которую с трудом заставили выстроиться в линеечку, и, пока их долго распределяли по кабинетам, Аню тянуло то в одну сторону, то в другую. Их так много. Неужели все они тоже это чувствуют?
И снова ты. Вериш-шь? – шипело в груди так, что Аня боялась: услышат. Смотрела на сидящих за другими партами, разгадывала выражения их лиц, старалась что-то расслышать, но не слышала ничего. Может, это скрыто от других?.. Хорошо, если так.
И всё-таки одного внутреннего чутья не хватило. Аня заняла третье место и пожалела, что не прочитала книги, которые предлагала ей классная руководительница. Подошла к ней после уроков, попросила ещё что-нибудь, и учительница дала ей небольшую тёмно-синюю книжку. На её обложке золотистыми буквами было вытиснено: «Историческая грамматика».
И каким же сильным в ней оказалось то, с чем столкнулась Аня осенью две тысячи шестого. Хорошо, что она начала уже в десять лет, так рано, – впереди было больше времени для того, чтобы хотя бы попробовать. И как же права была учительница, предлагая книги, – не зря же их писали умные люди, веками говоря с тем, что теперь вышло на контакт с Аней.
Она росла и видела больше. С маленькой советской книжки начались для неё целые полки в библиотеках, тяжёлые, полные учебников и монографий сумки с туго натянутыми ремнями. Но того, что Аня хотела в них узнать, чувствовать, взять своими руками, она не находила. Они не смогли. Никто не смог. Все в конце концов упирались в то, что заставляло развести руками: исторически так сложилось.
И наивно было бы думать, что теперь что-то сможет Аня. Она разбирала слова и предложения, копалась в словарях, ища закономерности, черкала в черновиках рассказов. С тех пор она каждый год побеждала на школьных олимпиадах и к старшим классам впервые дошла до «всеросса» по русскому, но это было не то. Это была лишь жалкая придумка людей в попытках загнать эту большую, непокорную добычу.
Но Аня хотела пусть даже попытаться.
* * *
– Мать твоя, судя по всему, ну ничуть не изменилась. Сделает что-то со злости или от холодка своего душевного, а потом только подумает, как другим с этим жить, – Нета смотрела в сторону.
– Да ладно тебе, не начинай. Зла она точно никому не хочет.
– Это только если ей этот никто не хочет зла. А если он хочет, так всё живо будет по-другому, Анька. Ты, ребёнок её, всю силу её злобы не знаешь. Не видела ты её раньше.
Обе помолчали, и Нета продолжила.
– И хорошо это, что она свою злобу на тебя не бросила. Смогла, значит, всё же, вот только как?
– Она сильная.
– Что правда, то правда. Ты вот тоже сильная, хоть сила твоя пока не раскрылась. Хотя вон, бывало, и дёргалась чуть, да?
– Ой, тёть Нет, слушайте. А расскажите лучше, как вы познакомились?
– Да мы всегда знакомы были.
И молчание.
– Не хочешь говорить? Мала я ещё, скажешь тоже?
– Нет, Анька, я молчать не собираюсь, раз ты сама приехала и начала говорить. Для меня это всё тоже не просто так – тебя же в честь меня назвали. Я, может, от твоей матери и заразилась тогда…
