– Эф 41.2, – ответила Аня, понимая, что могла бы и сама погуглить.
– Понятно, – цыкнула та. – Не хотят разбираться.
– А что это?
– Смешанное тревожно-депрессивное. Диагноз-помойка, который лепят, когда просто лень думать, – девушка отвернулась от Ани и оперлась затылком о стену, давая понять, что разговор окончен.
Аня получила таблетки, поговорила с психологом, пройдя пару простых тестов, и ушла домой, получив предписание возвращаться завтра. Тело требовало сна, и она хотела успеть прилечь, пока оно не возьмёт своё. Теперь уж точно не будет никакой бессонницы, и кажется, настолько навязчивых нитей тоже. Меньше знаний о мире – но меньше и побочных эффектов от того, что ты узнаёшь. Меньше утомления физического и морального. Интересно, не хотелось ли бабушке когда-нибудь обратиться за помощью?
Разглядеть номер обратного автобуса, стоя на остановке, было труднее, чем всегда, но Аня сделала это и зашла, кажется, в свой. Уселась на одиночное место в углу около задней двери, и сиденье ей показалось как никогда мягким и тёплым, а автобус плыл так приятно, что она не заметила, как открыла глаза совсем в другом его воплощении.
Напротив сидела бабушка. Аня никогда не видела её в городской обстановке и поняла, что быть такого не может. Та сидела в одежде, в которой исчезла десять лет назад, всё так же растрёпаны были её волосы и так же недобро блестели глаза. Аня ей восхитилась, любя, встала и протянула перед собой руки, но увидела их почему-то чешуистыми, чёрными – и закричала отчаянно, беззвучно. Люди, сидевшие по сторонам от бабушки со своими рюкзаками и баулами, со смартфонами в руках, отшатнулись и побежали в другую часть салона. А бабушка, прожигая тем самым вибрирующим, из вечности звучащим голосом пространство и распадаясь в прах, сказала:
– Всё равно со мной будешь.
Из ниоткуда протянулись тысячи нитей, разорвав Аню и вместе с ней весь мир.
* * *
Она проснулась и поняла, что давно уже проехала нужную остановку. Зато сразу увидела перед собой ту незнакомку, которая говорила про диагноз, – она стояла у выхода. Аня с трудом встала, потрогала её плечо – та дёрнулась, узнав её, – и вышла на следующей за ней.
Её звали Даша. Выйдя на следующей, Аня не своими ногами подошла к мусорке и стала выбрасывать таблетки. Даша качала головой и смотрела куда-то далеко-далеко вверх, на серое февральское небо, будто хотела увидеть там ответ на какой-то свой вопрос.
– Интересно, будут меня искать или нет, – проговорила Аня.
– С таким – нет. Тогда все дурки лопнут.
– Понятно.
Они пошли к пешеходному переходу: Аня – чтобы сесть на обратный автобус, Даша – к своему дому. Поговорили о диагнозах, о планах на будущее, обменялись телефонами и расстались, надеясь, что ненадолго.
Этот разговор помог Ане стряхнуть с плеч дурной сон, и, снова оставшись в одиночестве, она вспомнила о нём только хорошее. Там была бабушка, с которой они всегда будут вместе, потому что Аня носит её в себе. Хорошо, что этого у неё никто не отнимет, даже если это трудно. И хорошо, что таблетки выброшены именно здесь, – так мама ничего не заметит и не задаст лишних вопросов. После одного укола можно просто отоспаться – это Аня и поспешила сделать, доехав до дома.
На следующие пару дней бессонница отступила, и всё пошло своим чередом – нити вернулись. Начался новый семестр, и они доставляли боль снова, вот только теперь Аня решила терпеть. Зато чиста была совесть перед бабушкой. Она ведь, будучи когда-то одна в глухой деревне, справилась. Хотя… была ли она одна? Родила же она от кого-то маму, значит, уж кто-то близкий у неё всё-таки был.
