Шли недели и месяцы, и в веренице театров, музеев, ресторанов, сопровождавших наши свидания, я тщетно пытался глубже проникнуть в сущность этой девушки, которая так легко и доверчиво забронировала меня в качестве жениха. Иногда мне казалось, что наша первая встреча рассказала о ней гораздо больше, чем все последующие. Я пытался расспрашивать её о тех, кто был у неё до меня, но не мог добиться ничего вразумительного: не сошлись характерами, обманулись в ожиданиях, смотрели на жизнь по-разному, и так далее в том же роде. Как я ни подступался, мне приходилось безнадёжно утыкаться в стену её нежелания хоть как-то приоткрыть завесы прежних отношений. И всё же одно неосторожное слово сумело прорвать эту неприступную плотину.
Прогуливаясь апрельским днём по Замоскворечью, мы зашли в один известный дворик, и я спросил, приобняв её:
– Рина, а ты знаешь, что здесь снимался «Иван Васильевич»?
Она внезапно побледнела, отстранилась и метнула на меня колкий пробирающий взгляд:
– Какая ещё Рина?! Ты думал о ком-то другом, да? Запомни, я никакая не Рина, не смей меня так называть! Моё имя – Коринна, и точка!
Я впервые видел её в таком раздражении. С минуту мы постояли молча, рассматривая друг друга как сквозь новые линзы. Справившись с собой, она взяла меня под руку, и мы пошли дальше в сторону Третьяковки.
– Прости, – сказала она немного спустя. – Понимаешь, меня называл Риной один тип… Он долго искал моего расположения. Мы были близки какое-то время, но ему не нужно было от меня ничего, кроме… В общем, это было настоящее животное! Я начала игнорировать его, но он не давал мне прохода, подстерегал буквально везде. Однажды он стал лапать меня прямо на улице, называя Риной. Я поколотила его, как могла, и прогнала. Он был здоровый, как кабан, но на людях так испугался, что ускакал, как суслик, и на время отвязался.
– Почему тебя так взбесило имя Рины?
– Как тебе объяснить… А ты не читал Флоренского?
– Какого ещё Флоренского? Отца Павла Флоренского? А при чём тут он?
– Да, того самого Павла Флоренского. У него в одной книге есть ответ на твой вопрос, а пока давай больше не будем об этом. Если интересно, я дам тебе почитать.
Изумлённый и заинтригованный, я не стал задавать дальнейших вопросов, а вечером того же дня впервые оказался у двери её квартиры. Она из вежливости пригласила зайти на чай, очевидно, не рассчитывая на моё согласие, и я, разумеется, отказался: мне пока не хотелось знакомиться с её родителями. А вот прочитать Флоренского мне просто не терпелось.
Она вынесла небольшого формата книгу, аккуратно завёрнутую в пакет, и протянула мне на вытянутых руках.
– Найдёшь ответ – сообщи. Думаю, тебе понравится.
Повторяя в шутку её движение, я взял свёрток двумя руками, по-восточному поклонился и направился к лестнице, ожидая, что она окликнет меня и мы попрощаемся, как обычно. Но тут же послышался хлопок двери, и я остался один на холодной площадке. В тот вечер я впервые не подержал её шелковистых рук перед новым недельным расставанием.
– Ты не против, если я буду называть тебя Никой?
– Конечно, можно было и не спрашивать. Я думала, ты ещё по телефону станешь обращаться как-то проще. Но ты всё заладил: «Вероника, Вероника». Неужто, думаю, он и вправду такой серьёзный и правильный?
– Просто знаю по опыту, что с короткими именами лучше не торопиться. К тому же Вероника – это очень красиво. Ты не замечала, мы часто стесняемся называть людей их полными именами? Это бывает странно, ведь у некоторых имён просто нет другой нормальной формы. Такой, чтобы при обращении она не звучала как насмешка или словесный выверт.
