– Он на выезде. А я-то уж больно за Касторку испугалась. Вот этого и прислали.
– А мы его отослали, – сказал Алешка. – Ну его, быстренько забыли и едем дальше. Вы лучше про своего брата расскажите.
– И то! Давайте-ка я самовар вздую, а то ведь чай простыл.
Мы отправили зеленую Касторку на двор и сели пить чай.
– Ну вот, – задумчиво стала вспоминать Анна Степанна, – значит, папа наш погиб, а брат мой Виталик… пропал без вести. Он был разведчиком и не вернулся с последнего задания. Мама хворала, и вскоре я осталась совсем одна. Все ждала, что вернется с войны мой старший брат – сильный и смелый. Больше-то мне было ждать некого.
Алешка прерывисто вздохнул, да и мне стало как-то горько, не по себе. Мы все опять забыли про чай.
– Что ж было дальше? А дальше отдали меня в детский дом. Там я и школу закончила. Но все думала о своем брате, все письма, что он маме присылал, перечитывала. А среди них, этих писем, было одно от его товарища. Да он и не товарищ ему был – они в тылу у немцев случайно встретились. В письме упоминались эти самые Пеньки. Возле них, в лесу, они расстались. И было ясно, что Виталик где-то здесь и пропал без вести. Ну я и надумала: как закончила училище, попросилась на работу в эти края. Надеялась, что у местных жителей про своего братца, ни разу не виданного, узнаю. Может, и могилку его найду, приду к ней с цветочками, посижу…
– Ничего не узнали? – спросил Алешка.
– Почти ничего. Бои здесь шли сильные. Потом партизаны воевали. Разве ж упомнят люди одного разведчика? Сколько их тут полегло…
– А вы куда-нибудь обращались? – спросил я. – Во всякие организации. В архивы. Еще куда-нибудь.
– Да нет, как-то не пришлось. Не додумалась.
Мы с Алешкой переглянулись, но благоразумно промолчали. Не стали старушку раньше времени обнадеживать, а сами подумали о дяде Боре, папином брате. Он тоже полковник, но не полиции, а армейский. Командовал раньше целой воинской частью, а сейчас работает в Министерстве обороны. Он бы, наверное, быстренько всякие справки навел.
В общем, мы допили остывший чай и задумчиво пошли домой.
На даче мы отдыхали уже две недели. Прошлым летом папа с дядей Борей наконец-то достроили дом; небольшой, но миленький, как говорит мама. До этого мы вчетвером жили в строительном вагончике без колес. Он твердо стоял на березовых чурбачках.
– Это для того, – говорил папа, – чтобы наши шустрые детки не укатили нас как-нибудь ночью в какую-нибудь даль.
Тут он был немножко прав. Потому что Алешка уже подговаривал меня перебраться со своим имуществом поближе к озеру.
– Мы с тобой, Дим, карасей прямо из окна бы ловили. А то ходим в такую даль!
В это лето родители перебрались на постоянное место жительства в миленький дом, а фургон оставили нам в полное распоряжение. Нас это очень устраивало: захотели – пришли, захотели – ушли. А когда и куда – никому не известно.
Мы обустроились – поставили раскладушки с надувными матрасами, тумбочки для личных вещей, столик, «тубаретки», как говорит Алешка, и отстояли крохотную железную печурку.
– Ну зачем она вам? – возражала мама.
– Чайку попить в пасмурный полдень, – объяснял Алешка. – Или вдруг гости припрутся. Мы еще у тебя и кастрюльку со сковородкой заберем.
В общем, жизнь наладилась. Она была счастливая и спокойная, но скучноватая.
Мы с Алешкой ходили на озеро – купаться и на рыбалку. Но вода еще не нагрелась, и клев был ленивый и без особых результатов. Грибов тоже еще не было. Алешка, наконец, не выдержал:
