Но самую главную проблему составлял командующий артиллерией генерал Серафим. То, что он где‑то рядом, было известно исключительно по слухам. Его видели все, кроме самой королевы и её адъютантов, но никто точно не знал, где он сейчас. Ещё большей загадкой было то, где находится сама артиллерия. Доподлинно можно было утверждать только, что в лагерь она до сих пор не прибыла. Из уст в уста по штабу ходили разные данные: кто‑то утверждал, что артиллерия совсем рядом, буквально в километре, и утром будет готова начать обстрел миргородских редутов. Кто‑то настаивал, что ей ещё целый день понадобится, чтобы сюда добраться, поэтому сражение завтра точно не начнётся. Все офицеры сходились в едином мнении – без артиллерии битву начинать не имеет смысла.
В какой‑то момент, смирившись с мыслью, что силами адъютантов навести порядок в этом хаосе не получается категорически, а без генерала Серафима бессмысленно собирать военный совет, королева расслабилась и отпустила ситуацию развиваться так, как она идёт. Отдала последний на сегодня приказ – всем офицерам прибыть в её штаб на рассвете – и удалилась в свой шатёр. И тут пришла, наконец, единственная за этот поистине сумасшедший день, позитивная новость: нашлась принцесса Диана. Как и предполагала Екатерина, она объявилась среди своего авангарда, а Никита Ясный Пень передал ей повеление королевы.
– Мои глаза мне говорят, что ты меня заметила, – услышала позади себя ироничный голосок младшей сестры королева.
– Где ты была три дня? – Екатерина вложила в интонацию своего вопроса одновременно и обиду, и раздражённость, и упрёк.
– Воевала с Миргородом, – Диана, как ни в чём не бывало, бесцеремонно плюхнулась в кресло, развалившись там в непринуждённой позе, и схватила со стола самое большое яблоко.
– Это я воевала с Миргородом, – повернулась к ней Екатерина. – Ты хоть представляешь, как выглядят пять тысяч вооружённых до зубов суровых мужиков, три тысячи коней, три сотни повозок и телег на марше? И как этим всем управлять мне одной?
– Ты мне сейчас рассказываешь, в чём разница между ужом и соколом? – Диана, ничуть не реагируя на упрёки сестры, откусила яблоко и, сочно чавкая, произнесла. – Я же разведчик. Я сокол. Я – твои глаза и уши.
– Уф… – Екатерина выдохнула, но, видя беззаботный вид сестры, смачно вгрызающейся зубами в яблоко, ей стало почему наоборот весело и спокойно. Ребёнок жив, здоров, снова нашёлся, это уже одной заботой меньше. К тому же она почувствовала, что снова не одна, и всякая злость испарилась. – Эти шлюхины дети совершенно неуправляемы, когда они собираются в такую огромную толпу, – пожаловалась она сестре. – Ладно! Выговорилась! Рассказывай, как воевал мой сокол?
– Сокол был занят шпионскими делами, – Диана, будучи явно очень собой довольна, интригующе улыбалась теперь всем лицом. – И сокол обсудил кое‑какие интриги с командиром разведки Миргорода.
– Вот как! Ну? Не томи уже.
– С алтыном воюют, а без алтына горюют, – продолжала загадывать загадки и веселиться Диана. – Ты же помнишь любимое выражение нашего умудрённого опытом князя: для войны нужны всего три вещи—деньги, деньги и деньги. А казна его величества Михаила Храброго бжж… – она издала похожий то ли на свист, то ли на отрыжку звук, – абсолютно пуста.
– Помню, помню, – Екатерина отмахнулась от сестры рукой. – Он говорил, что если есть деньги, даже идиоты смогут превратиться в рыцарский орден. Войско Михаила само разбежалось, а ты подкупила их разведку?
