Вечерело. Я припарковался неподалеку от Риджентс-парк. В буйстве красного и золотого цветов деревья были прекрасны, до листопада еще оставалось время. Правда, совсем немного, подумал я, направляясь к стеклянным дверям многоквартирного дома и жалея, что не надел пальто. Холодало прямо на глазах.
Консьерж безропотно меня впустил. Миссис Бак снова была в халате. Я все не мог решить, рановато сейчас для него или слишком поздно. Однако на этот раз волосы Наташи были сухими. И она оказалась не одна.
Через гостиную прошел мужчина с бокалом шампанского в одной руке и сигаретой в другой. Я узнал шофера из черного «мерса». Даже несмотря на то, что он был в трусах.
– Вы поздно, – сказала миссис Бак.
– Я всего на минуту.
Шофер подошел к двери, потягивая шампанское. Он стал на ступеньку выше в этом мире.
– Какие-то проблемы?
– Пока нет, – ответил я. – Но если захочешь, будут.
– Я подожду в другой комнате.
Шофер с бокалом ушел. Умница.
– Расскажите мне про искусственный глаз вашего мужа, – попросил я.
– Что именно вы хотите знать?
– Как он его потерял?
– В школе. Получил ногой в лицо во время матча по регби. Хьюго был прирожденным спортсменом, – с гордостью сказала она. – Все английские игры – регби, крикет, теннис, футбол – давались ему легко.
– Значит, он потерял глаз в детстве?
Наташа кивнула:
– Он отлично играл.
* * *
На следующее утро, после короткого совещания, я покинул Центральное управление, а часом позже припарковал свой «икс пять» на длинной, усыпанной гравием дорожке перед большим особняком.
Похоже, Адам Джонс серьезно упал, подумалось мне, когда домработница-филиппинка впустила меня в большой холл и оставила одного. Я смотрел сквозь стеклянные двери на сад, что находился с другой стороны дома, и ждал, когда выйдет мать покойного.
Сад разросся и одичал, скрывая давно не чищенный бассейн. На краю бассейна безмятежно спала лиса, будто знала, что сюда никто не придет. Сейчас дом казался необитаемым, но когда-то у его хозяев водились деньги. А может, водятся до сих пор. Возможно, причина запустения – не бедность.
На стене висела картина: улица большого города, но все люди разошлись по домам, луч заходящего солнца падает на стену небоскреба. Написал ее тот же самый художник, чью работу я видел в квартире Бака. И в уголке стояли те же инициалы, маленькие буквы js.
– Большое спасибо, что приехали, – сказала миссис Джонс, спускаясь по лестнице и протягивая мне руки, будто я заглянул к ней с дружеским визитом.
Я старался не подавать вида, но сразу понял, зачем она повязала на голову яркий шарф. Я узнал одутловатую бледность лица, что появляется после месяцев химиотерапии.
И все же красота этой умирающей женщины не увяла. Сквозь рак и химию на меня смотрело молодое, лишенное морщин лицо. Она сохранилась, будто зачарованное существо из сказки.
– Детектив Вулф, – представился я. – Мы с вами говорили по телефону.
Я показал удостоверение, и она вежливо улыбнулась.
– Миссис Джонс, мне очень жаль, что вы потеряли сына.
Ее губы скривились от боли, женщина кивнула и взяла себя в руки. Она была горда и ни за что не показала бы горя постороннему.
