Среди них был молодой Адам Джонс, а с краю стоял подросток Хьюго. Я познакомился с ними двадцать лет спустя, как с жертвами убийства, и видел только их мертвые тела на столах из нержавейки. Однако не узнать их было невозможно.
– Я, похоже, задремала, – вдруг произнесла рядом миссис Джонс, так неожиданно, что я чуть не вскрикнул.
Она взяла у меня фотографию, посмотрела на нее долгим взглядом и поставила на прежнее место – в пыльную бороздку на черном лакированном дереве.
Эта вежливая, добрая, смертельно больная женщина хотела, чтобы я увидел и понял, каков ее сын. Однако теперь я заметил, что ей не нравится, когда трогают его фотографии.
– Вы когда-нибудь встречались с мистером Баком, мэм?
– С Хьюго? Я не видела его лет двадцать. Он работает в Сити. Как я понимаю, преуспевает.
– Ваш сын его знал. Они дружили?
Миссис Джонс кивнула:
– Да. Они вместе учились в Поттерс-Филде.
Я вернулся в Центральное управление. Остаток этого дня и весь следующий мы провели в отделе.
Вторая фотография изменила все. Она помогла составить список поисковых запросов, и расследование двойного убийства сосредоточилось на семерых школьниках, что двадцать лет назад улыбались, глядя в камеру.
– Не забывайте об основном принципе, – говорил Мэллори, расхаживая между компьютерами.
Наши телефоны не смолкали, а на мониторах мелькали страницы информационной системы ХОЛМС 2[2].
– Ничего не предполагайте. Ничего не принимайте на веру. Проверяйте все.
Когда небо над крышами района Мейфэр побелело, старший инспектор собрал нас на дневное совещание. Он провел рукой по лысине и без удовольствия отхлебнул остывший чай.
– Итак, что мы видим?
Мы видели большой плазменный экран, а на нем – фотографию, что стояла на пианино у миссис Джонс и на столе в кабинете Бака.
Детектив Уайтстоун, заместитель Мэллори, кашлянула и заговорила:
– Снимок сделали в школе Поттерс-Филда весной тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Поттерс-Филд – пансион для мальчиков от тринадцати до восемнадцати лет, расположенный на границе графств Беркшир и Бакингемпшир. Мальчики надели форму Объединенных кадетских сил. Крайний слева – Адам Джонс. Крайний справа – Хьюго Бак.
На большой белой доске, которую мы назвали «стеной Мэллори», висела настоящая фотография подростков – совсем крошечная, размером восемь на десять дюймов, а рядом с ней – снимки Джонса и Бака, сделанные на месте преступления и в Центре судебной экспертизы.
– Объединенные кадетские силы – своего рода корпус для подготовки офицеров, – продолжала Уайтстоун. – В старых частных школах до сих пор этим занимаются.
– А Поттерс-Филд – одна из старейших школ, – сказал Мэллори. – По-моему, ей лет пятьсот. Ровесница Хэрроу и школы Святого Павла. Откуда фотография?
– Это копия той, что осталась у матери Джонса, сэр, – ответил я.
– И мы совершенно уверены, что она не отличается от фотографии на столе Хьюго Бака?
Инспектор Гейн оторвал взгляд от ноутбука.
– На той, что была у банкира, есть поверхностные повреждения, сэр. Под стекло просочилась кровь. Но это точно такая же фотография.
– Джонс и Бак поддерживали связь после окончания школы? – спросил Мэллори.
– Похоже, их пути разошлись, – заметил я. – Мать Джонса не видела Хьюго Бака двадцать лет и не знает о его смерти.
– Она не читает газет? – спросил Гейн.
– У нее рак в последней стадии, – ответил я. – Ей хватает забот.
– Мать ничего не знает, но это еще не значит, что они не общались, – сказал он.
