– Нет ничего. Телефон только.
– Хорошо, – кивнул Селезнев. – Продиктуйте мне, пожалуйста, ваши фамилию, имя, отчество, номер телефона и адрес.
Записав все сведения в потрепанный блокнот, он поинтересовался:
– Как вы здесь оказались в такое время?
Странный вопрос, конечно.
– Прогуливалась. – Она потрясла палками.
Селезнев пожал плечами, и Мария Анатольевна приготовилась рассказывать, почему гуляет она только по утрам, а не, предположим, в обед, но старший лейтенант сменил тему:
– А вы, случаем, никого не заметили поблизости?
Мария Анатольевна задумалась. Не рассказывать же о том, что кто-то дышал где-то совсем рядом. А еще кого она видела?
– Мужчину с голубоглазым хаски, – сказала она, немного поразмыслив. – Злой какой-то. Хаски, не мужчина. Мужчина сонный. Он тут каждый день прогуливается. Мария Анатольевна пару раз с ним поздоровалась, он вроде как кивнул, но сам первый не здоровается, она и перестала. – Но это было далеко отсюда, возле самого входа. А больше вроде никого и не было. И машина какая-то проехала. В такое время машины здесь практически не ездят. Вон там, за деревьями.
– Что за машина? – спросил Селезнев. – Цвет, марка?
– Вроде темная, а в марках я не разбираюсь… – Не надо было так говорить. Селезнев посмотрел на нее с нескрываемым сожалением. Решил, видно, что бабка в маразме. Мария Анатольевна попыталась улучшить мнение о себе: – Такая, знаете, длинная, вроде иномарка. Я, если бы на фотографии увидела, узнала бы.
В ее любимом сериале «Профи» в полиции свидетелям показывали изображения различных машин, и они обязательно узнавали нужную. Но то ли старлей не смотрел «Профи», то ли окончательно разуверился в мыслительных способностях Марии Анатольевны, а может, и то и другое, но он, попросив разрешения связаться с ней при необходимости, ушел, оставив женщину в состоянии крайнего разочарования.
Она посмотрела на часы. Ого! Нужно срочно идти домой, иначе внуки останутся без обеда. Пришлось максимально ускориться, несмотря на риск поскользнуться и что-нибудь сломать, но чувство долга и вины перед семьей, будь они неладны, оказались сильнее инстинкта самосохранения. Однако ненадолго. Противодействующей силой выступил тщедушный парнишка-бариста, которого Мария Анатольевна про себя называла Айзеком. Увидев ее, он не просто высунул голову в окошко, а выскочил наружу, не успев надеть куртку, отчего смешно приплясывал на морозном ветру.
– Бабушка! Ты живой! – радостно закричал он. – Я смотреть – полиция ехать, скорая! Пугаться! Думал, с тобой что-то случился! Ты один не ходи! Вдруг плохой человек? А ты уже старенький!
Ну вот! Начали за здравие, а кончили за упокой! Приятно, конечно, что хоть кто-то за тебя переживает в этом мире, но напоминать о возрасте – это, простите, свинство. Конечно, мои года – мое богатство, но поменьше бы такого богатства.
– Живая я, живая, что мне сделается, – буркнула Мария Анатольевна и направилась было дальше, но Айзек – добрая душа – сказал:
– Хочешь кофе? Или капучину? И донат. Шоколад? Клубника?
– Я кошелек дома оставила, – развела руками с палками Мария Анатольевна.
– Ты на мой бабушка похож, я с бабушка свой денег не беру. Только он далеко живет. Я тебя угощай и как будто его. Его не могу, тебя – могу. Он старенький, умрет, может, уже не угощу. Ты пей капучину, пей! – И Айзек протянул Марии Анатольевне большущий стакан с сердечком из вспененного молока. Вот только пить совсем не хотелось. Старенький, умрет скоро… Это, типа, приятного аппетита, так, что ли?
