Захребетник – Меж двух эпох - страница 9
Когда у Агафьи Петровны родился первый внук, её сын в знак благодарности и уважения к матери решил назвать мальчика Пашей – в честь отца Агафьи, которого звали Павел.
Бабушка была очень тронута таким решением сына. И когда она держала на руках маленького внука Пашку, в её глазах стояли слёзы умиления и счастья.
Теперь, глядя на подросшего внука, Агафья Петровна часто вспоминала своего отца – мудрого и строгого, но справедливого человека, который научил её всему в жизни.
В глубине души она оставалась очень любящей и заботливой – особенно по отношению к своим внукам, в ком видела продолжение рода.
Она понимала – только строгость и приучение к тяжёлой работе смогут из её избалованного внука Паши сделать настоящего мужчину.
Ведь она сама в детстве закалилась трудом и сумела преодолеть немало тягот благодаря строгому, но справедливому воспитанию родителей.
Поэтому бабушка не жалела для Паши никаких заданий по хозяйству, заставляла вставать спозаранку, мыть полы и доить корову.
Она надеялась, что эта школа жизни, пусть и суровая, пойдёт её избалованному внуку на пользу. И со временем он сам поймёт и оценит всю мудрость воспитательных методов любящей бабушки.
Устроить пожар? Легко!
После долгих мучений Паше каким-то чудом удалось разжечь небольшую кучку слабо тлеющих веток, которые он еле собрал. В процессе он умудрился несколько раз уколоть пальцы об острые сучья и занозы.
– Ай! – вскрикнул он, когда очередная заноза впилась в палец.
Паша тут же сунул палец в рот и принялся энергично посасывать уколотое место, надеясь, что это поможет унять боль.
– Фпфыыы, ненавижфу фпфэту дефевфню, – пробормотал он с набитым ртом.
Усталый парень присел возле еле тлеющего костерка и задумался о своей прежней жизни в городе. Он блаженно улыбнулся, вспоминая, как катался на крутых тачках, тусовался с друзьями в клубах и пил шампанское до утра.
Павел был настолько поглощён воспоминаниями, что не заметил, как от разгорающегося костра занялся угол его замечательной новой рабочей рубахи, которую ему выдала бабушка и после долгих препирательств он всё-таки надел. Рубаха эта была просто огромной, касаясь земли при каждом его наклоне.
Когда Паша почувствовал жар и запах горелой ткани, он ойкнул и начал метаться в панике, пытаясь понять, что горит. Заметив, что рубаха уже весело пылает сбоку, он принялся хлопать по ней руками, отчаянно пытаясь затушить огонь. При этом он суматошно пританцовывал на месте, размахивая полами одеяния, как крыльями разъярённая жар-птица.
Герой танца так увлёкся своей импровизацией с горящей рубахой, что не заметил, как в окошко выглянула бабушка Агафья.
– Ой, мама родная! Пожар-то, пожар! Внучек мой сгорит! – завопила она своим протяжным голосом, заставив Пашу подпрыгнуть от неожиданности.
Бабка выбежала во двор с огромным ведром воды в руках и, не раздумывая, выплеснула всю его содержимое прямо на внучка.
Тот ойкнул от неожиданного холодного душа и поскользнулся в грязи, растянувшись прямо в луже.
– Ну вот, потушила, родной! Цел остался? – заботливо спросила Агафья Петровна, протягивая мокрому и перепуганному Паше руку, чтобы помочь подняться.
С него ручьями стекала вода, а по щекам катились слёзы – то ли от обиды, то ли просто от холода после неожиданного душа.
Он сидел, понурившись и шмыгая носом, глядя на жалкие тлеющие угольки – всё, что осталось от его стараний развести костёр.