– Осколочными, парой – чтоб за танком рвануло! – не по-уставному скомандовал, но поняли правильно. Убедился, что все вышло, как хотел, и если немецкие панцерманы не успели унести ноги подальше – должно было их зацепить, не порвать – так контузить. Сам бегом к телефону, телефонист – и тот, как на именинах, радостный сидит – тоже, небось, ждал, что его будут утюжить в никудышном песочном окопчике, от которого защиты шиш да ни шиша.
Начальство неожиданно веселое бодрым голосом вопрошает: сколько танков сжег? Причем вроде и без иронии. Осторожно ответил, что пока – одного подпалили, зато большого. Тут же получил заушение, что в других-то батареях и поболее набили. Вторая батарея – два танка, третья – два, пятая – три, это не считая бронетранспортеров! При том, что под бомбежкой они пострадали!
ВРИО комбата даже обиделся за свой танк и постарался его разукрасить всеми цветами и красками. Мало ли что там за железяки другие подпалили – а моя железяка здоровеннее! Метров десять в длину, да по четыре в высоту и ширину! И в руководстве такой нет, за что ручается и головой отвечает!
– Рыбак ты хороший, Бондарь! Пара таких же, как твой, на поле стоит, так поменьше размером, как доложили. Метров семь в длину, не больше!
– А я со стволом считал, товарищ капитан!
– Ну, молодец, вывернулся! Пошли пару человек, чтоб вблизи глянули и документы забрали, какие найдут.
– Никак нет, горят документы ясным огнем! – обиженный Бондарь чуточку отыгрался.
– Так пусть измерят, как должно. И быстро!
– Есть, товарищ капитан!
Бегом обратно вернулся – а там расчет спорит, языки об зубы чешет.
– Об чем спор?
– Да вот, товарщ старлтнт – кумекаем, почему он не стрелял? А уж разворачиваться – и тем более непонятное действо, – степенно ответил одноухий заряжающий.
– И что решили?
– Не тот немец пошел. Новички зеленые, так считаю. В сорок первом черта лысого они бы нас в живых оставили, пошли бы накрытия сразу (артиллерист по привычке потер то место, где вместо левого уха была у него дырка в красном рубце, стянувшем висок).
– А я думаю, очумели немцы от снарядов по лбу, гулко там, в железной коробке-то, – веско отметил наводчик.
– Не пробили же! – возразил снарядный первый.
– У меня шурин одноглазым с войны вернулся. Танкист был. Получили болванку, броню не пробила, а от удара изнутри крошка стальная откололась и секанула по лицу, как дробью с ружья. Вытек глаз-то.
– Может, и повредили ему пушку-то! – добавил усатый замковой.
– Вот сейчас и проверим: ты и ты – до танка, посмотреть, обмерить и назад. Зря головами не рискуйте, а мы подстрахуем.
Пара ловко ввинтилась в траву, остальные ждали, глядя в оба глаза. Мало ли что!
Но обошлось. Пока разведка ползала туда и оттуда, немножко умеющий рисовать снарядный первый накидал на бумажке из планшета запасливого комбатра контуры этого чудища. Сам Бондарь в это время шарил взглядом через мощь стекол бинокля по окружающей местности. Но все было тихо и спокойно, даже уже и птички какие – то затенькали над полем.
С того момента, как прибыли сюда и окапывались под бомбами, прошло всего-то два часа. А устал, словно пару дней мешки таскал бегом и далеко. Такого, чтобы лепить в танк 17 снарядов одной очередью, словно это не нормальное ПТО, а сумасшедшая зенитка, не было в опыте у много повидавшего Бондаря. И что бы там ни получилось – перепугались салаги немецкие, оглохли или их командир свихнулся, но повезло сегодня адски всему расчету и командиру первой батареи.
