Обстрелять махину другие орудия смогли бы только тогда, когда танк заехал бы на орудие своими широченными гусеницами. А так – вон стоит, полыхает, и громко ахают в раскаленной утробе боеприпасы – дистанция – то смешная, рядом совсем, потому ушам неприятно.
Привычно воняло горелым порохом, потом и копаной землицей. А еще – пригоревшей на стволе краской. Подкрашивать придется, точно.
И надо было переделать еще массу дел. Окопались плохо – только орудийный дворик обозначив, а надо обязательно «карман» вырыть поглубже, куда с огневой позиции орудие скатить, чтоб не торчало мишенью. Щели для бойцов тоже нужны обязательно, расчеты опытные – уже исправность орудий проверили, глянули – не осталось ли снарядов в стволах, что часто случается после стрельб боевых, когда беглым лупят. Теперь боезапас пополнить, пустую укупорку с гильзами собрать и увезти – и пообедать не забыть, накормленный артиллерист – могуч и смел!
Встреченный впервые тяжелый, даже скорее тяжеленный, танк и огорчил, и порадовал. Огорчил, потому как на редкую удачу артиллеристов вел этот громила сегодня себя не так, как обычно действовали немецкие танкисты. Мишень натуральная в натуральную величину, иначе и не скажешь. Уже знал Бондарь от телефониста, что кроме побитых при авианалетах ранним утром четырех орудий более полк потерь не понес. А танкисты потеряли наглядно восемь машин, горящих и стоящих на поле боя – причем все серьезного расклада, тяжелые «Пантеры» и эти – черт их знает, как называвшиеся. То есть тут воевали немцы слабо и неумело. Но при матером экипаже, да из засады – такая стальная дура дров наломает и крови пустит страшно.
Зато порадовало сообщение лазивших у горящей машины бойцов – по их словам, чудо-юдо провалилось гусеницами в песок так, что через пару часов на брюхо сядет. И вспоминались беседы с капитаном Афанасьевым про потерю немцами инициативы. С такими коробками немцы точно ничего и нигде не поспеют. «Тигр»-то тяжел, а этот гроб с музыкой – еще тяжелее. Причем землица тут не каменистая – песочек рыхлый, да болотцев полно с речушками. Потому просчитать, где враг полезет, очень даже можно. И то, что ИПТАП поспел загодя и встретил атаку готовым – показательно. Кончилась немецкая внезапность! Теперь действия немцев предсказуемы – и это половина успеха. Скорость у немцев кончилась.
И еще – в утренней бомбежке, когда три десятка самолетов немецких в два захода вывалили кучу бомб на головы артиллеристов – показалось Бондарю, что и в этом слабость немцев торчит. Нет, когда лежал и отплевывался от набившегося всюду песка – небо с овчинку показалось, чего уж. Вот потом, когда сидели и ждали танки, что-то такое в голове ворошилось. Благо – было с чем сравнить, везучий старлей с самого начала войны на действия немцев глядел, а парень он был наблюдательный и неглупый.
Так вот тогда, в начале войны, при немецкой бомбежке от полка остались бы рожки и ножки, всяко уполовинили бы люфтваффы артиллерию, а оглушенные и пораненные остатки дотоптали бы танки. Немцы начала войны бомбили куда точнее, уверенно и успешно накрывая цели. Теперешние – сначала истребители сыпанули мелкие бомбы ворохом, явно не прицельно, потом двухмоторники с горизонтали сыпанули густо – и быстро тикать. Ни в круг не встали, ни повторно не прилетели. Поспешно все, торопливо, лишь бы свалить побыстрее, хотя, как и в сорок первом, никакого зенитного прикрытия, считай, не было – долби и кромсай не спеша. Потратили боеприпаса вагоны, а боеспособность полка не убили. И панцеры за это заплатили сполна.
