Итак, группе землян предложили на чужой планете не лезть в чужие дела. И чтобы не повлиять на исторический процесс, замаскироваться, слившись… Тут Стругацкие сделали еще «еретический» по тем временам шаг… Слиться не с массой трудящихся, а с эксплуататорским классом! А ведь бытие определяет сознание… И авторы оное слегка обозначили. Но лезть, понятно, глубоко не стали. Их занимала иная задача: как поведут себя гуманисты в негуманном обществе?
Сейчас можно сформулировать иначе, чем в те атеистические времена. Как вести себя Христу или Будде с их сугубо гуманно-милосердной философией в их немилосердное время? Как повели они – мы знаем. Один уединился и отрешился от земного, призвав последовать его примеру (путь недеяния), другой смиренно пожертвовал собой в расчете на посмертное возданяние. Но оба подали пример, который подхватили миллионы… А как быть землянам? Отрешиться? Нет, им надо исследовать общество. Жертвовать собой? Тоже нет. Вести пропаганду гуманизма под видом бродячих философов? Но тем будет нарушена чистота эксперимента. На Земле твердо решили: пусть арканарцы развиваются сами, а мы посмотрим, что выйдет. И это было логично. Если Арканар зайдет в тупик, то затем можно будет прийти на помощь и подтолкнуть прогресс. Но сначала «детям» надо дать учиться ходить самим.
Логика есть логика, и замаскированные земляне с ней были согласны, раз взялись исполнить миссию. Но жизнь не сводима к логике. Кроме нее есть другие вещи: как то: любовь к арканарской женщине и желание ее спасти, как сострадание к гибнущим, как ненависть у палачам и прочие «нелогичные» эмоции. Что поделаешь: кроме рацио есть сердце. Последнее берет верх и дон Румата выходит за рамки должностных инструкций…
Но это пока данные задачки. Вводные данные. А вопрос-то в чем?
Многие идут по ложной, но заманчивой дорожке, – начинают сопоставлять советское общество с арканарским и делать выводы о сходстве тоталитарных режимов и тому подобное. Следует отметить, что Стругацкие, во-первых, не были диссидентами, и в то время еще не разочаровались в коммунистической идее, а во-вторых, не являлись лобовыми писателями-разоблачителями. Даже сатира «Понедельника…» или «Тройки» шла дальше фельетонов журнала «Крокодил». Это все равно, что в романах Ильфа и Петрова видеть исключительно разоблачение нэпманов и «бывших». Если б дело обстояло так, то эти книги стали бы достояние истории литературы и лишились читательского внимания. Но Стругацкие тем интересны, что были способны задавать вопросы «о смысле жизни».
Итак, деяние или недеяние? Вмешиваться Богу в дела Гитлера или дать народам разобраться самим? И шире: остановить Зло или дать людям месить грязь самим в надежде, что те со временем выберутся из нее?…
А можно снизить планку и спросить: ну и что достигли советские и американские прогрессоры, неся народом Африки или Афганистану свои представления о правильной жизни?…
Жизнь как преступление и наказание
«Тварь я дрожащая или право имею?» – задался наполеоновским вопросом Родион Раскольников, и после совершения преступления доказывал, что точно не Наполеон и ближе все же к «твари дрожащей». Наконец, так истомился собой, что согласился с доводами Сонечки и добровольно пошел на каторгу. На каторге что? Не нужно больше задаваться глобальными вопросами насчет себя и можно подчиниться чужой воле, коя в дальнейшем будет определять его жизнь. Хорошо-с! Он бы и Сонечке целиком подчинился, да она была слишком добрая, чтобы полностью подчинить молодого человека.
