Заметы на полях «Газеты» - страница 10



– Паша, не томи, сдавай информашку. Я газету рисую, – проговорила Зиночка, несколько посолив рану Павла.

– Угу, – ответил он, взял ручку и стал писать, продираясь сквозь шаблоны и штампы. Кто-то мурлыкал себе под нос:

Труд тяжел у журналиста,
типа, неспециалиста.
И марает журналист
Лист, лист, лист…

Впорхнула Маруся. Бочком пробралась к столу Зиночки и полушёпотом выдала:

– Эта-то, представляешь, вообще! Хоть бы шефа пожалела, что ли… – И умолкла.

– Маша, что? Что случилось? Кто кого пожалел? О чём ты? Да не томи уже! – Зиночка вдруг отчего-то занервничала.

– Карину сегодня на работу мужик привез. Этот, из университета. Так они ещё минут десять в машине обжимались, а тут шеф подъезжает. Ну и увидел их, бедненький… Она-то хоть бы из машины тогда скорее вышла, так ведь нет! Сидит и с этим своим обнимается на глазах прямо у шефа-то! Представляешь! Так Нипихалин мимо работы – в рюмочную. Остопятидесятиграммился уже. Злой ходит, как собака. На меня уже наорал! – с гордостью закончила Маша.

Так. День обещал быть трудным. Прищурив глазки, Зиночка почесала рыжую макушку, просчитала ситуацию и громко продекламировала:

– Внимание всем! Осторожно! Бродит шеф – злой и пьяный! Не попадайтесь ему на глаза, а если что – молчите, кивайте и слегка улыбайтесь. Будьте бдительны! Всё. – Зиночка шефа очень жалела. Как жалела всех алкоголиков – знакомых и незнакомых.

Сотрудники внимательно выслушали предупредительные инструкции Зинаиды Ивановны и вернулись к работе.

Надо отметить, что штат «Газеты» был интернациональным. Болгарка Сватка Светкова, страшно хорошенькая, добрая и смешная, дружила с хохлушкой Галей Попко, бывшей тележурналисткой, что ушла с ТВ после того, как в прямом эфире вместо: «Сибирь – край сосен и сопок» выдала: «Сибирь – край сосок и попок». Мужеподобная бурятка Цыцык Вамхалупова была влюблена в страшненькую худенькую кудрявую еврейку Соню Шрайбикус, что творила под псевдонимом Сара Кац. Кац-Шрайбикус отвечала Цыцык взаимностью. Эта живописная, шокирующая парочка всё время где-то уединялась и возвращалась смущённой, пристыженной, но счастливой. Все дружно работали, перебрасываясь изредка шуточками и приколами.

Павлик сдал Зинаиде статейку и вышел. Зина прочла, вздохнула, переписала, поставила резолюцию «В набор» и перешла к объявлениям. «Областная ветеринарная лечебница примет от населения шкурки домашних мышей по цене 20 копеек за штуку». «Господи, а мыши-то им зачем?», – удивилась Зиночка, но промолчала. Объявление принесла Лёля. Значит – надо. Приняли сводку из милиции. Особо радовала фраза: «За прошедшие сутки в городе совершено восемь преступлений. Все из них раскрыты». Словом, работа шла. Где-то внизу сработала пожарная сигнализация. «Анна курит», – подумала Зиночка.

Вдруг вошел Нипихалин. Все умолкли и приняли ангельские выражения лиц. Он сурово обвёл коллектив тяжёлым пьяным взглядом, выпустил клубы дыма через нос, стряхнул пепел на пол и замер, глядя куда-то внутрь себя.

– Станислав Алексеевич, – ласково, как мать заговорила Зинаида Ивановна, – «Колонка редактора» в этом номере будет? Вы что-нибудь написали?

Шеф поймал Зиночку в фокус, глубоко вздохнул, выдохнул, вздохнул опять и медленно и невнятно произнёс:

– Я не готов ответить на этот вопрос… – И после паузы: – Где?

– Вышла, – сразу уловив, о ком и о чём идет речь, ответила Зина. – Да вы присядьте. Небось, придёт сейчас. Кофе хотите? У меня печенье овсяное есть.