***
Утром Николь проснулась в родительском доме. Ответ от Роджера так и не пришел. Лежа с закрытыми глазами, она придумывала разные причины. Возможно, он передумал и теперь не знает, как ей об этом сказать. Или испугался, может, у него не такой уж и сильный характер. И постепенно возбуждение от встречи с Роджером растаяло, оставив слякотное чувство бессмысленности всей затеи.
На кухне уже завтракали родители. Мама, в шелковом кимоно, голосом с трещинками, как на старинной картине, исполняет арию, и отец внимает, дирижируя чайной ложкой. Они не сразу заметили Николь. Она налила себе кофе и села к ним за стол. Мама замолчала и, повернув к Николь лицо постаревшей красавицы, одарила дочь улыбкой. Отец разочарованно вскинул брови, не понимая, зачем прекратилось пение. Они были удивительной парой, ее родители. Мать юной студенткой влюбляется в своего профессора, и он, уже шестой десяток, не в силах оторвать от нее глаз.
– Как вовремя ты приехала, родная! – произнесла мать.
– Мама, я уеду на четыре дня и вернусь после Нового года.
– Ох, как жаль! Твоя сестра приедет с детьми и с мужем.
– Да, знаю, я их застану на пару часов.
Николь допила кофе и вышла. Из кухни полилась прерванная ария. Николь вспомнила, как в детстве родители, громко смеясь, носились по дому. Отец был шумный, требовательный, и мама всегда была рядом с ним. Они часто запирались в спальне среди дня, и Николь помнит, как однажды постучалась к ним. Отец решил пошутить и, тонко разлив спирт под дверью, поджег его. Пятилетняя Ники больше никогда не подходила к двери.
Николь вернулась в свою комнату и не могла решить, что делать. Наконец пришло сообщение от Роджера. На ее длинный текст в две с половиной страницы он ответил через двенадцать часов: «Мы ждем».
***
Николь специально остановилась в мотеле, в пятнадцати километрах от дома, где жили Джон и Роджер. Она все продумала еще в Лондоне. Если не сложится, у нее будет убежище, где она сможет прийти в себя, выспаться, собраться с мыслями. Перед тем как отправиться к ним, Николь решила посмотреть городок и позавтракать. Ей нравилась простота и провинциальность этого места. Николь сразу все заметили как приезжую. Некоторые здоровались, улыбались, и одна женщина в кафе, прищурив глаза, сказала, что чувствует в ней силу целительницы.
Николь всегда привлекала природа, особенно пустыня. Еще в Лондоне, лет шесть назад, у нее были фантазии уехать в Аризону, и вот она по дороге к самому близкому ей человеку, которого ни разу не видела, но ради которого оставила все и прилетела.
Роджер открыл ей дверь, но от сильного, почти нервного волнения они запутались на пороге, и, увидев в дальней комнате Джона, Николь вырвалась к нему.
Джон сильно постарел, болезнь отняла у него силы. Он сидел в кресле, она подошла и обняла его. Они не виделись восемь лет, с тех пор как он потерял жену. Джону повезло, он встретил Роджера, который за небольшую плату готовил и помогал по хозяйству, а теперь переехал ухаживать за больным. Это была странная дружба, больше похожая на монахов-отшельников. Роджер поставил стул для Николь и сел напротив, рядом с Джоном. Оба внимательно и молча смотрели на нее. Она закрыла глаза. Ее нарушенный от дальнего перелета биоритм давал о себе знать. Николь хотелось заснуть или умереть, но день только начался.
Они говорили мало, ели молча, потом медитировали. Она провела в их доме пять бессмысленных мучительных часов и, наконец, решилась уйти. Роджер, проводив Николь до двери, обнял ее на прощание, и вдруг она ощутила в его объятии свободу, давным-давно утраченную у закрытой родительской двери, охваченной пламенем чужой запретной страсти.
