Вам, должно быть, не нравится этот тон? Мне он тоже не нравится, и вообще, начну писать без подобных отклонений.
Итак, проработав в Нязепетровске один год, Дмитрий Филиппович Радьков решил переехать на Украину. Когда начался новый учебный год, мы узнали, что уезжает и Полина Дмитриевна, которая вела у нас литературу, а нам пришлют новую учительницу. Приехали Вы. Пришли к нам на литературу. Кончился урок. Мнения о Вас немногословные: «Ничего. Хорошенькая». И вот Вы ведёте у нас свой первый урок. Как ведёте? Этого не помню. О Ваших первых уроках скажу только одно: Вы относились к нам исключительно по-человечески. Вы говорили не только о литературе, но и о жизни. Вы сказали, что всё идёт не так-то уж и гладко, как нам кажется, и, когда мы выйдем из школы, то увидим, что вокруг ещё много несправедливости. Не буду говорить за всех, но на меня эти слова ТАК подействовали!
С этих пор я постоянно следила за Вами, прислушивалась к каждому слову и без конца думала: «Что же это за человек?» Вы организовали кружок. Изредка мы делились мнениями о Вас с Лидой. Вы помните, что с нею Вы познакомились раньше, чем со мной. Она скупо говорила мне о Вас, о том, чем вы занимаетесь в кружке, но для меня это были не слова. Разумеется, я не могла уже равнодушно относиться к Вам, и уроки литературы для меня стали не просто уроками литературы. Чем? Даже не знаю, какое здесь применимо слово. Потом Лида попросила, чтобы меня приняли в лит. кружок. В пятницу случайно мы оказались вместе в раздевалке, и Вы сказали: «Валя, приходи сегодня вечером на кружок». Вы не просто сказали, Вы как будто просили, ко мне так никто не обращался. Вы понимаете, что я чувствовала тогда?
Вечером я пришла, ну а что было в этот вечер, Вы, наверное, помните. Когда вас спросили, какого Вы мнения о каждом из нас и очередь дошла до меня, Вы сказали: «У неё есть что-то общее со мной». Сколько я думала над этими словами! Я и до сих пор не знаю, почему Вы так решили. Если можете, объясните мне это.
В этот вечер мы договорились пойти в воскресенье на лыжах. Само воскресенье Вы вряд ли забыли. У меня довольно нескромная миссия – говорить только о себе, но ничего не поделаешь, иначе я не могу. Так вот, как вы помните, весь этот день я неотступно следовала за Вами и в походе, и в кино, по-детски радовалась тому, что имею возможность поднимать Вас, когда Вы падали. Помните? У меня этого счастья, к вашему несчастью, было вдоволь, хотя нет, вдоволь сказать нельзя, потому что я готова была делать это несколько суток подряд. И вот я ещё не оправилась от этого потрясения, как (действительно «соль на свежие раны») Вы в перемену вручили мне Уитмена.
Что могло быть для меня в это время ужаснее, чем эти слова? Мне кажется, не надо говорить о том, как я их восприняла, но, если Вам интересно, то я могу рассказать.
Я и сейчас не понимаю, что Вы хотели ими сказать, а тогда… Я писала Вам, рвала, давала себе слово за словом, что вот сегодня всё выясню, потом завтра, потом снова завтра, а Вы молчали, молчали, как будто бы ничего не было. Довольно, хотите вы или нет, я не буду больше писать последовательно. Итак, приготовьтесь слушать реплики. Не знаю, шутили Вы или серьёзно сказали, что Вы хотели, чтобы я научила Вас кататься на лыжах, а я, оказывается, вон что нафантазировала. Мне не верится, что для осуществления этой цели нужно было давать мне Уитмена.
