«Понедельник. Скучно.
Вторник. Проезжали мимо красивой пещеры. Матильдушка зачем-то полезла в нее и была покусана летучими мышами. Промывание желудка и хинин.
Среда. Причарда прихватил понос. Вероятно, обожрался каких-то ягод. На заметку: хорошо помогает отвар тысячелистника. Запретить Причу жрать всю ту гадость, которую он находит по дороге. Ягоды мыть в кипяченой воде. Зачем? Тильда сказала – надо. В сырой воде могут водиться всякие миазмы и палочки.
Четверг. Разнимал Тильду и Прича. Мой невероятный оруженосец раскопал в котелке с взваром какой-то корявый сучок и стал вопить, что он нашел палочку! И что эту палочку Тильда нарочно ему подбросила. Несмотря на неоднократные предупреждения, не унимался. Отказывался пить отвар. Кутя прижал его к дереву, а Тиль заливала лекарство силой. Прич лягался. Теперь Штуш хромает на правую заднюю ногу. Зато Причард не носится каждый пять минут в кусты и не орет оттуда, что он умирает, и что, не кажется ли нам, что лучше просто его прибить. Честно говоря, я бы – с радостью!
Пятница. Скукота!».
Вот как раз в пятницу вечером и произошла с нами эта история. Мы тихонько ехали по проезжей дороге, выглядывая по сторонам местечко для ночлега, как вдруг Штуша приподнял уши.
– Что? Опять скачут? – спросил я, так как уже доверял его чутью и слуху.
– Нет, никто не едет, – сказал озабоченно Кутя. – Плачет кто-то.
Проехав еще с милю, и Причард приподнялся в стременах.
– Точно! – сказал он обеспокоено. – Только не плачет, а вопит во всю глотку! Вон там!
И он показал на виднеющуюся вдали опушку очередного леса.
– Проедем мимо или спасать будем? – осведомился я.
– Я бы проехал мимо, – хмыкнул Прич.
– Я – пострадавшая, меня уже покусали, – сказала Тиль.
– Ну-у-у, – протянул Штуша. – Я – как все.
Все (не считая меня и Кути) хором сказали:
– Ты – рыцарь, тебе и спасать.
– Понятно, – вздохнул я, толкая коня и направляясь к опушке.
– Я с тобой! – вызвался Штуш. – Спасать – это интересно! Я еще никого никогда не спасал! А во-вторых, – шепнул он мне на ухо, – если что, я и тебя спасу.
Я с чувством потрепал его по уху. Не то, чтобы я сильно боялся, просто с таким защитником идти на дело куда спокойнее. Я перехватил поудобнее дубинку и, махнув Штуше, помчался на защиту обиженного.
…Обиженный скоро нашелся. Он лежал на просеке, раскинув руки, и увлеченно кричал. На груди его сидело нечто, похожее на кошку, только с белым хохлом на голове, и точило когти о грудь обиженного.
– Помощь требуется? – постарался я перекричать дикие вопли.
– Помогите!!! Спасите!!! ОГОГО!!! Уйди отсюда, мальчик, не мешай. Спас… Что?
– Я говорю, вам помощь нужна?
– Нет, я просто отдыхаю, – сварливо отозвался неизвестный, вздергивая седую бороду. – Что, сам не видишь?
– Так в том-то и дело, что не вижу, – вздохнул я.
– Хорошенькое дело! – возмутился старик. – Меня, можно сказать, уже почти съели, а он не видит ни шиша!
– Так вы вот на это жалуетесь? – я осторожно толкнул концом дубинки заурчавшую «кошку».
– Между прочим, юноша, «это» – самый настоящий дракон! Только маленький, – разъяснил старик и вдруг заорал: дракон впустил когти поглубже.
– Насколько я знаю кошек, – осторожно сказал я, – вы ему нравитесь.
– А он мне – нет, – отрезал старец. – Кошки – источник заразы! То есть, драконы.
– Ох! – сказал Штуша. – ОХ! Как чешется в носу!!! – и вдруг оглушительно чихнул. Дракончика со старческой груди как ветром сдуло. Мощный поток воздуха унес его вместе с несколькими вырванными из земли кустами в необозримую даль. Старец вопил, держась за землю, пока остатки Штушиного чоха не улеглись. Тогда он перевернулся на спину, поднялся, сделал несколько наклонов, хрустя суставами, а потом, вспомнив что-то, бухнулся на колени да пополз к нам, тряся головой и выкликая:
