Занимательные рассказы про Ивана Кнопкина - страница 5

В этот момент Иван готов был упасть перед ней на колени, чтобы целовать её красивые ноги, он был готов исполнить любую её просьбу, любой приказ и любую прихоть. Он был готов на всё, и даже на секс.

Наталья медленно приподнялась с кровати, взяла со стола недопитый бокал шампанского, сделала маленький глоток и, повалившись обратно на кровать, очень сексуальным голосом протянула:

– А ты знаешь, Ванечка, чего бы мне сейчас хотелось больше всего на свете?

После этих слов Иван напрягся словно струна, всё его тело вытянулось, будто тетива лучника. Он испытал прилив жизнеутверждающей мужской энергии такой силы, что даже сам удивился.

В этот момент, похожий на брутального латиноамериканского мачо, Иван медленно и красиво повернул голову и, приготовившись к самым главным словам этой ночи, окинул похотливым взглядом пленительное тело своей возлюбленной.

– Что ты хочешь, Наташенька? – томным сексуальным голосом переспросил сгорающий от любопытства и возбуждения Ваня.

– Ванечка, я хочу… а-пель-син.

АСФАЛЬТ

В середине рабочего дня, в самый разгар обеденного перерыва, Иван Кнопкин вышел из офисного помещения, расположенного в центре Москвы, остановился около входа, медленно достал из пачки одну сигарету и прикурил.

На дворе стояла красивая весна. Конец марта выдался в Москве необычайно тёплым и солнечным. Под яркими солнечными лучами, непривычно слепившими глаза, обильно таяли намёрзшие за зиму грязные куски льда, старательно разбиваемые на мелкие куски местными дворниками.

Иван сделал первую затяжку и посмотрел по сторонам. Вокруг кипела будничная московская жизнь. По Тверскому бульвару беспрерывно проносились суетливые автомобили, пешеходы уверенно шагали по своим делам, а внутри всё ещё голого и нераспустившегося сквера уже сидели на лавочках компании молодых людей, студентов и школьников.

Кнопкин молча стоял в сторонке и тихо наблюдал за постоянно меняющейся картинкой будничной Москвы, вечно куда-то спешащей, опаздывающей, нервозной и беспокойной.

Иван прошёлся взад и вперёд по тротуару, затем перешёл на другую сторону и, запрыгивая на бордюр, споткнулся, неуклюже растянувшись прямо посередине дороги.

И в этот самый момент, когда вокруг послышался приглушённый смех подростков, когда кто-то из прохожих галантно протянул ему руку, чтобы помочь подняться, Кнопкин увидел то, чего в таком ракурсе не видел ещё никогда. Прямо перед своими глазами он увидел асфальт – эту серую, каменно гудронную полоску, холодную и шершавую. Это был самый обыкновенный асфальт, которым покрыта добрая половина Москвы, тот самый асфальт, под который человечество закатывает живую природу только лишь для того, чтобы было удобнее ходить пешком и ездить на автомобилях, тот самый асфальт, по которому каждый из нас ходит каждый день, никогда не задумываясь об этом.

Эта странная и одновременно столь естественная для городского жителя картина, причём естественная настолько, что люди просто перестали её воспринимать за нечто особенное и рукотворное, искренне считая её неотъемлемой частью большого города, глубинно потрясла Кнопкина.

Иван поднялся, искренне поблагодарил мужчину, протянувшему ему руку помощи, и, дождавшись, когда все разойдутся, присел на корточки, чтобы получше разглядеть то, что находится у всех под ногами.

И на своё удивление, он увидел очень многое. Серые, коричневые, зеленовато-жёлтые и красноватые камешки разных размеров и форм были намертво скреплены между собой застывшей массой, превратившейся в камень. Тёмные трещины, словно разломы литосферных плит, разделяли огромные асфальтовые куски на разные континенты, между которыми зияли пустоты необъятного пространства, куда стекали, впитываясь в землю, целые реки талой и дождевой воды.