Западня, или Как убить Ахилла - страница 4
Я думаю, что еще одна деталь сближала Приама и моего отца, это то, что они оба были детьми белых офицеров. Мой дед был совсем мальчишкой, когда был в Белой армии, и должен был уйти с армией за границу, но судьба распорядилась иначе. Молоденький мальчик с тонкой талией в офицерской форме встретил грузинскую девочку, княжну, которая не могла уехать, потому что тяжело болел ее отец. И дед остался в Советской России. Безумная любовь, гражданская война, голод, красный террор, почти дети, они оказались на переломе эпох, но их все обошло стороной, они прошли через войны, разруху, бедность, воспитали сына, дождались внука и тихо умерли с годом разницы: сначала дед, а потом бабушка. Отец Вадима был намного старше моего деда, он ушел с Белой армией в Константинополь, потом в Сербию, потом в Париж, потом одним из первых уехал в Штаты, где уже родился Вадим. Судьбы отца и Вадим Петровича в контексте истории, с моей точки зрения, казались одним целым: один был версией другого в противоположных обстоятельствах, хотя и говорят, что в истории и нет сослагательного наклонения, они являются материализацией предположения «а что бы было, если…» Что бы было с моим отцом, если бы его дед ушел с Белой армией? – он бы был Вадим Петровичем. Что бы было с Вадим Петровичем, если бы его отец остался в России? – он был бы Александром Евгеньевичем Полежаевым, моим отцом. И парадоксально, что обе, довольно счастливые версии, заканчивались одинаково – профессорством по древней литературе.
В советское время мой отец был уважаемый в обществе человек, с хорошим социальным статусом, хорошей зарплатой – академик, профессор, и все рухнуло почти в одночасье. Он остался академиком и профессором, но это уже было неважно, рухнул СССР, рухнула привычная жизнь, рухнул рубль, античная литература оказалась никому не нужна. На волне перемен отца очень быстро отправили на пенсию, чтобы дать дорогу молодым, теперь эти «молодые» уже давно пересидели возраст отца и никуда не собираются уходить. Я тогда как раз закончил университет, я уже не был мажором, но мне очень хотелось продолжать дело отца, я вырос в Древней Греции, за время в университете я превратился в профессионала, я занимался научной работой, я готовил себя к научной деятельности, но вопрос стоял не о том, поступать или не поступать в аспирантуру, а как выжить. К концу университета я познакомился с Катей, мы снимали квартиру, точнее крохотную квартирку, крошечная кухонька, малюсенькая комнатка, прихожей не было, мы были очень горды, что живем отдельно. Катя училась в медицинском, тоже заканчивала институт, но на год позже меня, моя престижная профессия в мирное время вдруг стала абсолютно ненужной в постсоветское время. То, что казалось таким увлекательным и интересным, митинги за перестройку, за Ельцина, за открытое общество, демократию, вдруг прошло: политическая борьба превратилась в политическую возню, а главное, что нам с Катей пришлось съезжать с нашей крошечной квартирки к родителям, потому что мы не могли больше за нее платить. Древнюю Грецию отменили по всей стране, я поступил в аспирантуру, но это было больше приговор суда, нежели исполнение мечты, я жил на отцовскую пенсию и академические, которые вовремя не выплачивали, Катя подрабатывала в клиниках, я стал задумываться о том, чтобы начать ездить за кордон за шмотками, то есть стать челноком. У меня, выросшего в Древней Греции, возникло ощущение нереальности происходящего, я стал видеть себя как бы со стороны, выпавшим из общего движения и парящим в безвоздушном пространстве и не воспринимающим никаких звуков, так что весь мир проходил через меня, как через нематериальный объект, не задевая меня, и не нарушая собственного движения. И в этот самый момент отец вернул мне Древнюю Грецию, он связался с Вадимом Петровичем, обрисовал ситуацию, спросил, есть у него какие-нибудь гранты или программы, по которым я мог бы заниматься наукой у него в университете. И оказалось, что есть программа, по которой, если я сдам все необходимые экзамены по специальности, сдам экзамен по английскому и пройду собеседование, то я могу сделать кандидатскую на его кафедре. Отец продал свою «Волгу», чтобы купить мне билет в Штаты и дать денег с собой в поездку. У меня появился шанс. Я отгонял от себя мысли о том, что я его могу спалить, я отказывался думать о том, что тогда будет. Я верил, что это судьба, я суеверно ни с кем не обсуждал своих дел и не строил планов, я занимался, готовился к экзаменам по истории, по греческому, по английскому. Я приехал в Штаты, Вадим Петрович встретил меня, поселил в общаге, долго инструктировал, как себя вести на собеседовании, как и что отвечать на вопросы, принять душ перед собеседованием (как это было унизительно услышать), объяснял суть письменных экзаменов, как они устроены, что в них заложено, дал мне материалы, как пример того, как ставятся вопросы, – это было ново для меня, в Союзе была совсем другая система экзаменов. Как бы то ни было, я сходил на все экзамены, прошел собеседование, ответ о поступлении я получил уже в Москве. Мы с Катей скоропостижно поженились, чтобы она могла поехать со мной, она как раз закончила институт и получила диплом. И вот мы приехали в Штаты, университет поселил нас в маленькой квартирке, там мы могли жить год, а потом должны найти свое жилье, мне платили маленькую стипендию, денег не хватало, но мы были рады, что что-то происходит в нашей жизни. Катя быстро нашла соотечественников в городе, завязался круг знакомых, она стала подрабатывать, чтобы как-то пополнить семейный бюджет. Я был счастлив фактом, что я вернулся в Древнюю Грецию, это был привычный, понятный мне мир, я все время проводил либо на кафедре, либо в библиотеке, мне казалось, я получил еще один шанс в жизни, и старался вложить все силы в его реализацию: когда-то отец мне сказал, что если чего-то хочешь достичь, то вкладывай все силы, которые есть, все, что можешь вложить, и тогда, если не получится, чтобы не было в чем себя упрекнуть, пожалеть о том, что чего-то не сделал, что мог бы сделать – тогда совесть будет чиста перед своей судьбой. Я работал много и с удовольствием, обращаясь назад на это время, я вижу, как многие делали целые состояния, баснословно богатели, становились директорами банков и компаний, поднимались к власти, а я сидел в библиотеке, экономил каждую копейку, точнее цент, и ни сколько об этом не жалею, это была моя жизнь.