– Съёмные? – интересуюсь.
– Обижаешь, – отвечает.
– Скоро, возможно, и кучерявым станешь?
– Ничего невозможного нет, – потирает он довольно лысину и доверительно рассказывает о новом препарате от облысения, изобретённом во Франции.
Я хмыкаю:
– Средство от выпадания волос ещё куда ни шло… Но чтобы на голой лысине новые волосы выросли?..
– Вот именно, – приходит в крайнее возбуждение миллионщик, – именно новые!..
Кроме миллионщика за столом ещё несколько человек. Свои все, из нашего дурдома (Дома издательств) – начальники, полуначальники…
Пузо пытается посадить Пацанку с собой рядом, но она от своих не отказывается. Все вместе мы устраиваемся в торце большого (для заседания) стола, уставленного водкой, дешёвым вином и простенькой закуской. Мог бы, думаю, своё восшествие и повесомее отметить.
Тост произносит миллионщик. Он поздравляет своего друга с новой должностью и просит разрешения прочитать стихотворение из своего недавно созданного поэтического цикла «Пробуждение весны». Без зубов дикция у него была лучше. Но это полбеды… Я клоню голову к сидящей рядом Пацанке, чтобы шепнуть что-то вроде «маразм крепчал…», но, увидев её искажённое, точно от зубной боли, лицо, молчу. После второго стихотворения и мне становится дурно. Я смотрю на свою стопку, как пересёкший пустыню Гоби путник, должно быть, смотрит на глоток прозрачной живительной влаги… А полный рот зубов миллионщик читает уже третий свой шедевр. Поднимаю глаза на Земелю – у него дельфиний рот до ушей. Спрашиваю кивком головы: «Нравится?» «Великолепно!» – отвечает он жестом. Оборачиваюсь к Штабс-Капитану, который давно мне что-то говорит. Оказывается, он прибыл в дом отдыха (это в часе езды от нашего города на электричке), отпуск у него, и он приглашает меня в гости.
– Номер люкс, природа, красота! А завтра суббота. Отдохнем пару дней, в понедельник вместе и вернёмся, у меня тут ещё дела в министерстве.
Живительная влага после пустыни Гоби добегает по пересохшим капиллярам до необходимых инстанций, я распрямляю плечи, шепчу Пацанке:
– Поедем?
Она недоверчиво смотрит на меня, на Штабс-Капитана. Тот с жаром поддерживает идею, пересаживается уговаривать на моё место, так как меня утаскивает на перекур миллионщик. Я понимаю, в чём дело, и прихватываю с собой Земелю.
– Мы же интеллигентные люди! – пришпоренно продолжает миллионщик некогда прерванный разговор. – Теперь же это легче…
– Почему? – удивляюсь я.
– Потому что я сам кое-что успель написать.
– И ты считаешь, что это кое-что?! Это ничего. Пусто-пусто. Играл когда-нибудь в домино?
– Ты тоже так считаешь? – ищет поддержки у хмельно улыбающегося Земели растерявшийся и удивившийся моей крайней неинтеллигентности миллионщик.
– А вы о чём?
Голова миллионщика покрывается бисерками пота, будто на большой гриб-дождевик роса выпала.
– О стихах, которые я прочёль.
Земеля смерил нового знакомого заторможенным взглядом, встряхнулся и торжественно произнес:
– Стихи твои, старик, прекрасны!
Миллионщик трёт платочком затылок:
– Серьёзно?
– Слово курфюрста бранденбургского! – Земеля одаривает собеседника широченной и обворожительно честной улыбкой. – Даю слово первого поэта Кёнигсберга и всей Восточной Пруссии, великолепные стихи, глубокие, как каналы Преголи, душевные, от души смастрячены, от души, честное слово. Печатать надо быстрее. Собрать и издать солидным сборником. Много их у тебя?
