– А ты – нет?
– Я же не претендую на шекспировские роли. А у тебя вон руки на балалайке наяривают. Промахнёшься с такой трясучкой, и снайперская винтовка не поможет.
– Весело тебе…
– Грустно. Все враги мои процветают, а друзья деградируют.
– Эгоист! Надо же и тут прежде всего о собственной персоне думать!
– Кто эгоист, так это, милый мой, хрестоматийно слепой и дикий ревнивец Отелло.
– Понятно.
– Не обижайся.
– Чего обижаться, допьём… – Земеля наполняет стакан бормотухой, которая в лучах проглянувшего сквозь дымку солнца вспыхивает рубиновым цветом. – А ты о Бороде слыхал?
– Исчез бесследно. Пропал.
– Это мы с тобой тут пропадаем. – Земеля закусывает с охотничьего ножа салом. – Пропадаем и прозябаем, а он который год в Цюрихе.
– В Цюрихе? – не скрываю я своего удивления.
– Своими глазами видел. В журнале… Портрет в полный рост… Стоит в обнимку с прелестной кралей… И подпись под снимочком жирным шрифтом: такой-то и такая-то у своих работ на престижной выставке поп-арта.
– По Руси собирался босым пойти, храмы писать…
– А он совершенно не босой. И совершенно до блеска выбрит.
– Традицию, реализм проповедовал…
– Уму-разуму тебя, простодыру очарованного, учил. Помню, помню…
– Сюрреалист, говоришь?
– Не будь таким наивным. От лукавого сюр его весь, продудело время на дуде – на тебе доморощенного Фукса, хватай подмалёванного Дали…
– Не замечал за ним этого.
– В рот смотрел, вот и не замечал. А он, а он… Классик гарнизонный, твою мать, Микеланджело кёнигсбергского полка! Никому верить нельзя. Французские духи, видите ли, себе купила. Ты вот поэт, человек теперь такой, понимающий, скажи мне: красивая, уважающая себя женщина покупает сама себе духи? Может она себе позволить?..
– Заладил!
– Не виляй, скажи прямо.
– Конечно, может.
– Как это может, когда у неё ночная рубаха-то драная?
– Пить меньше надо! – не выдерживаю я и запускаю пустую бутылку далеко за перевёрнутую лодку. Надо же, слова бывшей жены своей вспомнил!
Земеля, будто в землю вгоняет свои боль и ревность, зло затаптывает чуть заметно тлеющий костёр.
Междусобойчик
В контору заявились лишь только к обеду. Ходили с Земелей в охотничий магазин, где нужных деталек для поломанного ружья не оказалось. И слава богу! Обрадовался, точно отсутствие этих железок снимало проблему.
За письменным столом моим, развернув газету, как гармонь, – Штабс-Капитан. У окна верная заведующая отделом, моя Пацаночка. В зелёных глазах её смятение, испуг и протяжный, немой вопрос: где пропадаешь?
Хвостиком за мной Земеля. Знакомлю, впечатления он на моих друзей не производит.
– Полдня самообразованием занимаюсь! – бурчит Штабс-Капитан. – В жизни столько не читал. Вот и приезжай к другу.
– Предупреждать надо, – парирую я. – Телефон на столе.
– Тебя Пузо ищет, – прерывает начинающуюся пикировку Пацанка.
– Пошёл он!..
– Не в том дело. У него там небольшой сабантуйчик по случаю…. Или не по случаю – не знаю… Он хотел, чтобы ты, чтобы мы с тобой…
– И он за мной тебя послал?
– Да, – виновато опускает она голову, – сколько уж жду…
– Вот и иди… – Я хотел ещё что-то добавить, ехидное и злое, но широко растворяется дверь – на пороге Пузо собственной персоной.
– О-о, какие люди! – Особенно Пузо рад Штабс-Капитану. – У меня земляк твой, – говорит он ему. – Вы не вместе приехали?
– Кто это? – удивляется Штабс-Капитан.
– Значит, не вместе.
Пузо тащит нас всех, включая Земелю, к себе. Земляком Штабс-Капитана оказывается лысый миллионщик. Он широко, по-американски улыбается, выбегает навстречу… У него новенькие зубы, ровные, белые – ходячая реклама: «Покупайте зубную пасту фирмы «Колгейт»!»
