Холодный ветер ударил в лицо, но внутри пылал огонь. Если он сдастся… Нет. Я не позволю. Не теперь, когда отец почти поверил, что я – его достойный наследник.
– Святослав… – прошипел я, заводя машину. – Ты же помнишь, как кричала Алекса? – Как кричал ты. – Или напомнить?
Фары высветили дорогу, но в голове было темно. Что делать? Куда ехать? Ответ прост: туда, где пахнет ладаном и тленом. Он или молится, или сдох.
И то, и другое меня устраивает.
Дверь машины хлопнула, как выстрел. Ключ впился в зажигание, двигатель взревел, будто почуял кровь. Куда? Куда?!
Паника скребла мозг, как крыса в клетке. Если он в полиции… Если уже назвал моё имя… Руки сжали руль до боли. Нет. Он не посмеет. Не после той таблетки. Не после болота.
– Думай! – рявкнул я в пустоту. – Думай!
Его дом. Два полицейских участка. Север и северо-запад. Он пешком? Значит, ближе северо-запад. Там лес. Там тихо. Там…
Навигатор высветил маршрут, но я знал путь без него. Та самая дорога. Та самая ночь. Фары выхватили из темноты деревья – чёрные, как дула.
– Держись, Свят, – прошипел я, выжимая газ. – Если ты уже там… – Если ты покаялся… – Я сам стану твоим палачом.
Ветер завывал в окна, как голос Алексы. Она тоже звала на помощь. Ты слышал, Свят?
Святослав мог быть везде. И нигде. Моя теория – песок в руках. Он вышел из дома? Или ждёт меня в церкви с верёвкой на шее? Или уже признается полиции во всем?
Скорость росла. Стрелка спидометра дрожала, как нерв. Хорошо, что патрули не шныряют, как крысы. Если остановят… Нет. Не сейчас. Не тогда, когда отец почти поверил.
Я впился взглядом в дорогу, выискивая его силуэт. Идиот! Мы жили как тени год! Год! Но он сломался. Как старый стул под тяжестью вины.
– Сними трубку, сука! – заорал я в сотый раз, но ответом было молчание. Он уже в участке? Или молится?
Дорога выровнялась, и вдали показался участок – новенький, как игрушка. Скоро здесь будут копаться в нашем дерьме.
Педаль вжалась в пол. Машина рванула вперёд, будто чуяла запах страха. Свят… Если ты там…
Ветер завывал в ушах, как голос Алексы: “Помогите…”
Нет. Это не она. Это моя совесть. Если она вообще есть.
***
Удача. Ирония. Она всегда приходит, чтобы потом ударить сильнее.
Святослав стоял у ступеней, как приговорённый к смерти. Его фигура – серое пятно на фоне участка. Он даже не пытается бежать.
– Ты что творишь, сука?! – рявкнул я, схватив его за плечо. Голос сорвался на визг, но мне плевать. Только не здесь. Только не сейчас.
– Отъебись, – прохрипел он. Его глаза – пустые колодцы. Даже чётки на руке висели, как нити от спутанных молитв.
Я встал между ним и дверью. Как тогда, между ним и Алексой.
– Нужно поговорить. Спокойно. Контролируй себя.
– Ты не понимаешь… – его голос звучал, как скрип гвоздей по стеклу.
И тогда я увидел его лицо: синяки под глазами, будто он не спал год; порезы на щеке – следы ногтей или собственных рук? Он кается, всё это время кается.
– Свят… – я схватил его за ворот, вдавливая в стену. – Ты думаешь, тебе станет легче? А я? А наши “друзья”? – Те, кто прикрывал нас. Те, кто убьёт, если он сдастся.
Он молчал. Только губы шептали что-то. Молитву? Или признание?
– Ты сломался, да? – прошипел я. – Как тогда, с таблеткой. Как с платьем Алексы.
Он вздрогнул. Попался.
– Помнишь, как она кричала? – Напомни ему. Напомни, кто он. – Или тебе нужно видео?
– Давай поговорим, милейший, – процедил я, пытаясь отодвинуть его руку. – Успокойся. Нельзя здесь…
