Как сказала эта девочка? Страшно со смертью остаться один на один. Но Софья эта и жила – одна. Всех из своей жизни исключила. Сама. По своей воле. Она не выглядела на свой возраст. Сказала, что с 39-го. С этого года моя мама. А та выглядела моложе. Высокая, сухая, с ровной спиной, чисто и как-то по – особенному культурно одетая. Правда, так одевались в то время, когда я была еще школьницей. Сейчас эти наряды можно назвать старомодными. Смотрела по сторонам как-то свысока, разговаривала, будто делала одолжение. Есть такое слово «снизошла», вот оно как раз тут подходит.
Я приехала в санаторий позже других, как раз было время обеда. Меня проводили за столик, где в гордом одиночестве восседала дама, сразу показавшаяся мне высокомерной. Я присела напротив, дружелюбно поздоровалась и назвала своё имя, в ответ соседка посмотрела на меня строго и кивнула:
– Софья Андреевна. Думаете, я злюка? Все так думают. А я не злюка, я интроверт. Кушайте, не обращайте внимания.
Огорошила меня и замолчала. Я почувствовала себя на приёме в Букингемском дворце. Весь обед старалась держать спинку ровно, не чавкать и не стучать ложкой по тарелке. Первая совместная трапеза прошла в полной тишине.
Но во время следующих встреч я узнала некоторые подробности её жизни. Софья была из категории «дети войны». Родители – оба – фронтовые врачи. До конца войны не дожили —погибли. Росла у тётки, с её детьми, в голоде, без ласки. Потому и сама любить не умела.
Вышла замуж. Сына родила. Не сюсюкала, растила, как надо, человеком. Муж в 40 лет ушёл к молодой. Вычеркнула его из жизни. Ушёл, значит, предал. Сын принял сторону отца, в 16 лет ушёл в новую семью. Вычеркнула и сына.
Жила работой – главный бухгалтер на большом предприятии. Все её боялись и за строгость не любили. Ни с кем не было отношений дружеских. Никого к себе не подпускала.
Ушла на пенсию. Сидела дома. Не шиковала, но и не бедствовала – привыкла довольствоваться малым.
Сын появился в гостях через 16 лет. Впервые. Сказал, что украли паспорт, нужно свидетельство о рождении. Был к тому времени женат. Но без детей, потому что, когда спросила, есть ли у неё внуки, тот ответил отрицательно. Сказал, что отца похоронил. Даже не спросила, когда и как это произошло, потому что просчитала его кончину карой за предательство. Спросила у единственного родного человека, приедет ли он похоронить её. Подумал и сказал: «Да». Попросила забить в телефон номер, мол, случится – сообщат.
Так всё в точности и вышло.
Больше ничего о Софье Андреевне я не могла вспомнить, как ни старалась. Но ведь зачем-то и моё имя она в телефонной книжке сохранила. Может, чтоб я потом могла рассказать кому-то про её никчёмную жизнь? Ну, вам, например? Чтоб знали, что надо дорожить близкими, не рубить с плеча, жить с миром в ладу, а не в мире одиночества.
Я задула свечу. Стеариновые слёзы толстой коркой покрыли горох. Интересно, а сын? Упадёт ли хоть одна слеза из его глаз? Будет ли он скорбеть по матери, которая дала ему жизнь, но не стала близкой и родной при этом?
Ответа нет. На душе тяжело.
Я выбросила в помойное ведро импровизированный подсвечник и набрала знакомый номер:
– Мамочка. Привет. Ты как? У меня всё хорошо.
