– Правда, правда, – провизжал он, передвигаясь по жердочке.
Я едва не раскрыла рот от удивления, но вовремя сдержалась.
– Да ты не пугайся, Рита. Это Жорочка, мы тут с ним деньки коротаем. Он не большой любитель разговоров задушевных, только оценочное суждения все выдает, да выдает. Но, как говорится, сейчас заживем. Не дашь же ты теперь мне заскучать, он глядишь и предложениям подлиннее научится выговариваит. А теперь хватит булькать носом в почти пустой чашке, пошли.
И старушка, прихватив зеленоватую беретку, валяющуюся на стуле, вышла из комнаты и на ходу накинула коричневый плащ. Я, путаясь в ногах, не попадающих в такт походке провожатой, пошла следом. Наша неказистая комната находилась на первом, полуподвальном этаже реставрируемого второй год Большого дома. Это здание большинство посетителей знали как Дворец, главное украшение музейного комплекса Кусково. Два окна, имеющиеся на рабочем месте, располагались над землей едва ли выше двух ладоней, что выглядела жалко на контрасте с потенциальной помпезностью основного строения. Но и оно было далеко до образа, навеянного многочисленными сказками и о принцах и принцессах, живущих в усадьбах и дворцах. По итогу здание утопало в строительной пыли, оповещающей немногочисленных сотрудников о реставрационных работах. А вот широкий пруд, расположенный в нескольких десятков шагов от входа в нашу скромную обитель, действительно выглядел волшебно. Наверное, в точно таком водоем одиннадцать белых лебедей в сверкающих коронах беззаботно плавали, сбежав от мачехи-ведьмы. А их сестра Элиза сидела где-то рядом под похожей золоченой ивой. А вода спокойно качали резные кленовые листья, собирающиеся коричнево-желтыми россыпями у берегов.
Главная аллея, ведущая в центр полностью расчищенного парка, имела законченный вид, а вот стеклянное здания в конце основной тропинки, находилось далеко от образчика дворянского роскоши. Строительные работы продолжались, люди толпились у ограды и грузили мешки с мусором в небольшой грузовые, наполненный до отказа, несколько человек выносили длинные деревянные ящики из главных ворот. Но Алевтину Павловну, похоже, шум, нависший над Дворцом, ничуть не интересовал, она, затащив меня в внутрь и уверенно лавируя между попадающимися рабочими, вела меня прямо в центральную залу.
Там я впервые ахнула. Помещение было полностью возвращено к виду, при котором бывшие владельцы усадьбы, Шереметьевы, ходили по комнатам. На стенах – атласные обои, картины в массивных золоченых рамах, на каменных полках – китайские вазы, причудливые подсвечники и старые часики в каменных оправах. А рядом со стеной, хорошо освещаемой чередой окон в пол, на шаткой конструкции стоял мужчина и медленно прорисовывал крылышко голозадому ангелу, кружащемуся в компании собратьев по потолку. Наверное, мечта любого художника – возится с карапузами, порхающими по усадьбе восемнадцатого века. Алевтина Павловна подошла к сотруднику и принялась привлекать его внимание, размахивая худенькими руками.
– Риточка, иди сюда. Это Филлип Александрович, он у нас тут главный по художественной части. Талантливый, красивый, – она мне подмигнула. – Частенько ко мне заходит, документы просит или уточняет что-то по мелочам обстановки. Большую часть мебели, кстати, именно он привел в божеский вид, вот что значит умелые руки. Так, что может и ты обращается за помощью или советом. Имеешь полное право, ты теперь младший сотрудник отдела надзора за музейным имуществом.
