– Какая-то учебная комната? Но она граничит с покоями хозяев. Тут учился чей-то сын? Или молилась чья-то дочь? Депрессивно, как-то.
Старушка поманили меня поближе к проему, куда, судя по ее осторожным движениям, не стоило заходить.
– Это секретная комната, примыкающая к спальне Дмитрия Николаевича Шереметьева. Предположительно он здесь хранил вещи своей матери, а возможно, эта комната принадлежала еще его отцу. Представляешь? Нашли ее месяц назад, если бы пол не решили в одно месте подлатать, не заметили бы. Тут точно никто не бывал пару сотен лет.
Внутри меня заклокотал восторг, невидимые струны натянулись и задрожали, по телу пробежали мурашки. Такое раньше было, когда я отправлялась в археологические экспедиции со школой, находила каки-то черепки непонятного века и от этого чувствовала себя первооткрывателем Египетских пирамид.
– Серьезно?! Никому неизвестная комната, секретная комната, и про неё нигде не говорится? Да это же клад! А что же в записях? Ну вот в этих стопках? – оживившись, заговорила я.
– Ну, что ты разошлась, аж испугала меня. Да вот Агата Борисовна не велит шум поднимать. Говорит, что и без того работы много, если сюда еще понаедут исследователи, за ними пресса, а за ними еще десятка два незнакомых людей неясной принадлежности, реставрация нашего Кусково превратится в фарс. Поэтому, собственно, тебя мне в помощницы и поставили.
– То есть, людей со стороны нельзя, а девчушку прямо из института можно?
– Да ты не понимаешь, что ли? Агата Борисовна хочет произвести фурор, когда мы с тобой все бумаги рассортируем, задокументируем и представим все в виде списочка, который она любезно преподнесёт директору комплекса, а тот уже чиновникам или кому сочтет нужным.
– А разве сама Агата Борисовна не начальник?
– Она только Кусково заведует, а тот, что повыше, и Кусково, и Останкино. В общем, мы еще даже всего не обошли, а уже заговорились. А ведь еще парк. – старушка грустно глянула на тайную комнату- пенал и решительно повела меня дальше.
Внутри все еще клокотал интерес и восторг от осознания чудесности происходящего, но прохладный, по-осеннему пронизывающий ветер заставила меня застегнуть дутую зеленую куртку и ненадолго отбросить мысли о древнем сокровище. Золотистые деревца по периметру обновлённой аллеи местами покрылись багрянцем, сдобренным щедрыми пригоршнями золота. А вот поздние розы до сих пор радовали глаз палевыми пятнами, возвышались над опустевшими газонами и клумбами. Мраморные статуи, мимо которых мы шли, с недовольством глядели нам вслед, завидуя нашему утеплению.
– Вообще, еще немного архива хранится в сухой части Зимней оранжерее, но внутрь мы пойдем уже завтра. Сегодня только так, пробежимся. А завтра с новыми силами и начнем. А вот там Голландский дом, там весной тюльпаны высаживают, заглядение. Рита?
Я остановилась около красивого здания с зеленой крышей, напоминающей верхушку фантазийного фонтана. Завитки спускались по стенам цвета сливочного масла, огибали круглые окошки и спускались до самой земли. Стеклянные двери переливались на сентябрьском солнце, выставив напоказ латунные ручки, отполированные за множество лет до поблескивающих проплешин. Рядом, в небольшую выемку, находящейся ниже приподнятого фундамента, на каменной скамеечке сидел сухонький старичок в черной форме с желтыми буквами «Охрана».
– О, Алевтина! Тебя не уж то помощницей одарили? – произнес мужчина, обнажив полубеззубую улыбку частично прячущуюся за усами. – После Ярика место пустовала, но куда уже деться, люди уходят, а работа-то остается.
