Глафира уставилась в боковое окно машины. Скорость была такой офигенной, что все за окном сливалось в простую белую туманную пену, но если уметь смотреть сквозь эту пелену дальше, за нее, можно было увидеть то, что лежало за пределами этой скорости…
Глафира выцепила мальчугана, лет 12, всмотрелась в него и подумала, что лет через 5—6 надо было бы его навестить, что-то в его окружении ей не понравилось.
Нет, она, конечно, знала, что за ним приглядывают и не дадут случиться ничему такому, о чем ей, Глафире, надо было бы переживать… Но ей было бы интересно заняться этим случаем, проработать его и сложить в копилку своих умений или в сундук достижений, если умение больше никогда не пригодится…
Она надеялась, что через 5—6 лет она станет уже наконец свободной от своего обещания спасать того единственного, кто прошел мимо нее. Мысль о муже вернула в настоящее.
Через минут 15 машина Анфисы остановилась возле дома Глафиры… (У многих работников Скорой есть свои какие-нибудь исключительные способности. Анфиса умела сжимать время и ездить со скоростью, не подвластной обыкновенному человеческому разумению.) Расстояние в 150 км было преодолено за 30 минут.
Глафира, попрощавшись с подругой, вбежала в дом и поняла, что все спокойно: дети заняты своими делами, муж еще не вернулся и ее отсутствия не заметил.
*** Половина шестого утра пронзила Глафиру истошным криком, который в этом доме могла услышать только она.
Район спал и смотрел свои обыкновенные сны.
Глафира знала, что так кричат только те люди, терпение которых находится на исходе. Они кричат громко и требовательно, но их никто не слышит. Они скрывают свою боль, потому что им кажется, что она безосновательна и несерьезна, потому что достаточных и видимых причин для такой истошности они не могут предоставить в свое оправдание.
Их громкость стоит на беззвучном режиме. Но они все равно истошно кричат и требуют поиска ответов.
Они не выходят к людям со своими проблемами, не орут напоказ, они не орут вслух, как те, у которых есть очевидная для всех причина… Эти кричат молча.
И сегодня из видимых на земле Глафира была ближайшей, кому этот крик предназначался и от кого требовал ответа.
Она не могла не встать. Она не могла не пойти! Ценой спокойной жизни, ценой своего существования, она должна была выйти из своего комфорта и попытаться спасти того, кто требовал ее помощи!
Только она из всех видимых сегодня могла ответить на этот крик.
Стараясь не разбудить мужа, Глафира встала и безошибочно направилась туда, откуда исходили эти чудовищные безнадежность и безысходность.
Одеваться не было необходимости, она знала, что по пути на крышу никого не встретит. Только накинула пальто и влезла босиком в ботинки.
Времени ни на раздумья, ни на подготовку не было. Это уже была последняя степень отчаяния.
Да-да! У этих криков бывают степени. Понять степень может только профессионал или человек с распахнутым навстречу человеческой боли сердцем. А до криков бывают еще стадии и этапы. Например, бить кулаком стены, а если это слишком громко и может натолкнуть окружающих на вопросы, то бить кулаками себя, чтобы было беззвучно…
Глафира поднялась на крышу, на край которой облокотилась руками, тяжело дыша и смотря на город, молодая женщина лет тридцати…
Плана не было, потому что не было времени на подготовку… Мысль отчаянно работала: «Почему никто не предупредил о ней? Почему никто не знал раньше?
