Записки невольника. Дневники из преисподней - страница 16

15 сентября 1942 года

Наконец-то мы избавились от Чёрного, самого жестокого надсмотрщика. Этот человек ненавидел нас и издевался над нами, как настоящий садист. Всё произошло, когда одна из девушек, которые живут на заводе у проходной, после построения захотела вернуться в барак, потому что заболела. Чёрный подскочил к ней и ударил так сильно, что она упала, вся в крови. Проходившие мимо немцы, шедшие на работу, возмутились этим. Чёрный схватил девушку за воротник и потащил её в помещение.

Возможно, именно возмущение немцев стало причиной его увольнения, а может, его просто перевели в другой лагерь. Но с тех пор мы его больше не видели.

Теперь у нас своя группа, и мы распределили между собой роли из нашего любимого романа Три мушкетёра: Миша Трофимов – Кардинал, Володя Чекаловец – Арамис, Жора Белецкий – Атос, Павел Домбровский – Портос, а я – д’Артаньян. Только Сигизмунд сохранил своё прозвище, не связанное с романом – Зима.

Сигизмунд был студентом Харьковского строительного института, и он отлично рисует. Ему достаточно сделать пять-шесть штрихов, и уже понятно, кого он изобразил. Однажды он набросал забор и щётку метлы под ним, и все сразу узнали в этом изображении Гитлера.

Сигизмунд – организованный и содержательный человек, как никто другой. Он ведёт дневник и иногда зачитывает нам свои записи, которые поражают своей точностью и живостью. Благодаря его таланту мы начинаем осознавать моменты, которые раньше проходили мимо, не замеченные.

Иван Мельник однажды сказал: «Если выживешь, обязательно напиши книгу о нашей жизни». На что Сигизмунд ответил: «Все выживем, и книгу напишу обязательно. Назову её „Во граде Саарских мостов“, по аналогии с древними былинами».

Чем больше я его узнаю, тем больше меня мучает, когда его бьют. Его знание немецкого языка не облегчает ему жизнь, а, наоборот, усложняет из-за его прямоты. Я часто задаюсь вопросом: почему он, умный и рассудительный человек, иногда так опрометчиво себя ведёт? Может, он нарочно испытывает себя и этих извергов, чтобы узнать, на что они способны?

Сигизмунд немного старше меня, общительный, но чаще серьёзен. Он знает много стихов и часто читает их нам. Именно он вдохновил меня начать вести дневник, советуя записывать всё важное, даже если это не всегда складно. Он говорит: «Плюнь на стиль, зато будешь при деле, и это дисциплинирует».

У Сигизмунда всегда озабоченное выражение лица. Он считает, что, даже если мы не выберемся отсюда, нужно оставаться человеком до конца. Он записывает наши эпизоды, делает зарисовки и заставляет нас верить, что осталось совсем немного – просто выжить. Но иногда я спрашиваю себя, верит ли он сам в это?

Недавно он принёс из развалин книгу История архитектуры. Она на немецком, с готическим шрифтом, но мы посмотрели картинки, и он пообещал при первой возможности принести ещё книги. Несмотря на усталость и голод, я всегда с удовольствием слушаю его и Павлика, потому что они для меня бесценные источники просвещения. Удивительно, как даже на пороге смерти человек продолжает стремиться к знаниям.

Миша старше меня на целых пять лет. Он высокий, с лицом, полным внутренней энергии, но при этом в его глазах всегда сквозит какая-то неизбывная печаль. Говорит он немного, но каждое его слово звучит так, будто за ним стоит целый мир мудрости. Я никогда не забуду, как он спас меня в том ледяном вагоне по дороге из Харькова в Мец. Миша учит меня быть не только смелым, но и осторожным, всегда предугадывать шаги врага и действовать хитро.