Записки новообращенного. Мысли 1996—2002 гг. - страница 5

<курсив – Э.В.> таяли и превращались во что-то ничтожное и часто гадкое. И чем дальше от детства, чем ближе к настоящему, тем ничтожнее и сомнительнее были радости.» Светлая радость заменялась злорадством, так надо понимать. После детства истинно хорошее – в ученичестве: веселье, дружба, надежды. В высших классах – уже реже хорошие минуты. В начале службы – любовь к женщине. «Потом всё это смешалось, и ещё меньше стало хорошего. Далее ещё меньше хорошего, и что дальше, то меньше.» Нечаянная женитьба, разочарование в ней, чувственность, притворство, мёртвая служба, заботы о деньгах… «И так год, и два, и десять, и двадцать – и всё то же. И что дальше, то мертвее. Точно равномерно я шёл под гору, воображая, что иду на гору. Так и было. В общественном мнении я шёл на гору, и ровно настолько из-под меня уходила жизнь…» Вот что показал ему внутренний голос. Какова реакция Ивана Ильича?

«Так что ж это? Зачем? Не может быть. Не может быть, чтоб так бессмысленна, гадка была жизнь?» «Что-нибудь не так. <Вот это очень важное предположение Ивана Ильича. И в ответ на него приходит подсказка, ещё более важная. – Э.В.> „Может быть, я жил не так, как должно?“ – приходило ему вдруг в голову. <Это призыв к покаянию. Покаяние – единственный выход для Ивана Ильича, возможность рождения нового человека на пороге смерти, который и войдёт в вечность. Господь хочет просветить ум Ивана Ильича и даёт ему эту возможность. Но Иван Ильич ещё не готов. – Э.В.> „Но как же не так, когда я делал всё как следует?“ – говорил он себе <то есть Ему – Э.В.> и тотчас же отгонял от себя это единственное (!) разрешение всей загадки жизни и смерти, как что-то совершенно невозможное.»

«Как следует» – откуда следует? «Как все»… «Как положено»… Кем? Кем-то извне. Вот он, корень всех бед: предпочтение внешнего внутреннему, неверие себе, неверность Богу. В результате грехопадения мы были выброшены из истинного внутреннего мира, из рая Божьего, в холодный и чуждый внешний мир, во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов, где князь – диавол, обманывающий и губящий человека. И только верность своему сердцу, чистой, родной струйке своей души, то есть вера в Бога, от которого не совсем ещё, не окончательно внутренне отпал человек, может спасти нас. Быть верным тяжело, ибо вся наша жизнь, которая есть внешняя жизнь, говорит о совсем других законах и порядках, говорит с большой видимой силой и властью. Но это не избавляет тебя от имени предателя, если ты не будешь верным. Иван Ильич, на заре жизни, под давлением внешнего мира, предал себя, почти не заметив этого. И эта лёгкость предательства намекает на тот запредельный первородный грех, первопредательство, отражением которого, только лишь отражением, явилось предательство внутреннего ради внешнего на заре жизни. И именно перед лицом этого первородного греха и встал теперь, фактически, Иван Ильич, не в силах его осознать и отвергнуть, ибо это теперь как бы он сам, он сросся с ним. И внутренний голос понимает это. И он представляет ему: «Чего ж ты хочешь теперь? <Т. е. после всего того, что понял и пережил, после только что постигнутой дороги в смерть. – Э.В.> Жить? Как жить? Жить, как ты живёшь в суде, когда судебный пристав провозглашает: „Суд идёт!..“ <Вся жизнь Ивана Ильича была судом над ним самим, и суд этот был в осуждение Ивану Ильичу. – Э.В.> Суд идёт, идёт суд, – повторил он себе. <Вот ужас, что он слышал все эти годы!… – Э.В.> – Вот он, суд! <Когда бы ещё Иван Ильич достиг такой глубины суждений? Воистину – прозрение. – Э.В.> Да я же не виноват! – вскрикнул он с злобой. <Дальше уже не может слушать, не вмещает. „Вскрикнул“ – значит уже не „затих“, а с Богом можно говорить только тихо, иначе никогда Его не поймёшь. Это только внешние грубые впечатления оглушают нас, а Бог говорит изнутри, тихо, ненавязчиво. Он всемогущ, Ему не надо кричать. Кричит убожество, „прах, ветром вздымаемый“. Настроенность на понимание уходит, диалог прекращается. Злобой Иван Ильич оттолкнул Бога. – Э.В.> – За что?» Это многое нужно понять, чтобы понять, за что. А чтобы понять, надо долго прислушиваться. А чтобы прислушаться, надо смириться…