Записки ракетчика - страница 15
Командиры быстро привыкли и уже через пару-тройку совещаний отсутствующих не было. У меня, когда я был заместителем командира четвертой стартовой батареи (как обычно говорили «зампотехом») и оставался за комбата, был прапорщик, пьяница, которого приходилось пару раз привозить на командирской машине, но не к Абаеву, а сразу на гауптвахту. Мы не только уважали Ришата Ахметовича, а просто любили его. Он никогда не бросал слов на ветер, не задерживал офицеров после 18, если не было учений, всегда здоровался за руку.
На одном из первых совещаний он сказал, что по традициям русской армии обращаться надо по имени-отчеству, а по званию – только в строю. А тех из нас, молодых лейтенантов, которых он хотел отметить особо, он называл по имени. И это было лучше всякого поощрения. Хотя на поощрения он не скупился, а вот наказывал сам крайне редко.
Первый раз он вызвал меня в кабинет, когда я готовился сдавать на допуск к несению боевого дежурства в качестве начальника дежурного боевого расчета пуска (НДБР). Мне казалось, что главное – выучить боевой график, запомнить команды, контролируемые операции, опасные моменты и вперед.
Я, конечно, знал, что есть еще «Боевой устав РВСН», видел его и даже «пролистывал». А когда услышал первый вопрос командира, понял, что влип. Вопрос был простой: обязанности НДБР. Я начал «плести», что по сигналу «тревога» я должен прибыть в казарму, поднять личный состав… и т. д. Абаев сразу остановил меня, взял «Боевой устав» и спросил, читал ли я этот документ. А когда я «ляпнул», что просматривал,
Абаев, не ругая меня за «бестолковость» прочитал небольшую лекцию про боевые документы, главным из которых был именно «Боевой устав». Он, конечно, знал, что я бывший двухгодичник, и потратил несколько десятков минут на то, чтобы я на всю жизнь запомнил, что такое боевые документы и как их ранжировать по степени важности, не забывая, что неважных быть не может. В течении недели я штудировал «Боевой устав» и до сих пор помню, что НДБР «обязан твердо знать боевые документы и порядок действий личного состава при получении приказов (сигналов)».
Конечно, на следующий раз я пришел во всеоружии. Но Абаев был не один. Рядом сидели главный инженер полка и инженеры по всем четырем отделениям. На вопрос «обязанности НДБР» я отбарабанил без запинки все четыре пункта. Абаев спросил и присутствующих, какое их мнение по допуску меня к боевому дежурству. Все они были на КЗ, где я работал за НДБР и однозначно сказали, что допустить можно. Абаев достал заранее подготовленный проект приказа и при мне подписал его. Затем поздравил, поблагодарил за хорошую подготовку и приказал доложить комбату номер приказа.
Через год совместной службы Абаев повысил меня с начальника двигательного отделения до заместителя командира батареи. И он уже не просто контролировал меня. Мы встречались очень часто, и не только по службе. Ришат Ахметович, как командир, был настолько разносторонним, что мы не уставали поражаться.
У него не было мелочей. Если субботник у домов офицеров, то он в первом ряду, организовал инструмент, буфет на улице, чтобы детишкам конфеты и пирожные, а нам пиво. А потом футбол. И я играл против него, а когда, случайно, завалил подножкой, он даже удивился, ведь я был по габаритам меньше его. И самодеятельность в полку была. И жен собирал перед Новым годом, чтобы убедить, что «гулять надо вместе», а если кто переберет, тихонько домой патруль отведет и ему докладывать не будут. А Дедов Морозов и Снегурочек назначал несколько, чтобы всех детей порадовать, а на совещании нам запрещал их угощать, под хохот зала показывая, как иногда детишек поздравляют.