Запоздавшее - страница 8

*

Будем однако честными: мы все не особенно жалеем больных и страдающих пока они не начинают кричать и возмущаться от боли. Ведь всем нам важно, чтобы они держали свои переживания в себе, только тогда нам кажется, что в мире нет никаких страданий и страдающих людей. Что мир полон радости, счастья и розовых пони, и для этого мы постоянно ходим с закрытыми глазами. А если кто-то начинает жаловаться, то мы сразу пытаемся обвинить его в несдержанности, даже не пытаясь понять, что ему в этот момент больно и одиноко. Сколько раз я отталкивался от своего сердца в порывах жуткой ненависти к кому-либо, словно прыгун, который пытается взять максимальную высоту с шестом гордости. И каждый раз падал вниз головой на очень жесткий матрац, который мне казался изначально очень мягким. И каждый раз хотел повторить этот прыжок еще раз, будто матрац изменился. И каждый раз думал, что от этого страдаю не я, а мой обидчик. Вот же глупость. Прежде чем вылить на соперника чан с помоями, мы сначала сами должны наполнится ими до краев. Это надо помнить и понимать прежде, чем мы начинаем копить злобу, обиду и месть против кого-то, – этим мы убиваем только себя. Ведь прежде чем что-то отдать, этим нужно обладать в избытке, радость или злобу, это уже не так важно. Злорадствуя, мы наполняемся злобой. Делясь радостью, мы ей уже переполнены значит. Когда же нам говорят правду о нас или о сложившейся ситуации, то мы буквально взрываемся от этого: «Да, как он смел?!..», или «Да, как он мог меня?!..». Нас больше всего задевает на правда, а наше падение при ней. Наше самолюбие чувствует свое притеснение, наш эгоизм стучится от возмущения. И чтобы сохранить его мы готовы пойти на ложь, гнев, гордость, месть, унижения и жестокость. И уже не контролируем себя. И вот яд обиды растекается по телу, отравляя все живое там. Я слышу как стучится Я повсюду в разных частях тела, оно просит меня мести и расправы за то, что кто-то посмел коснуться его небрежно. Оно хочет уничтожить весь мир, лишь бы вернуть себе былое могущество. Самое страшное не в том, что нас обидели, а в том, что Нас обидели. В том, что крепость, которая казалась неприступной, дала трещину. И в каждой такой правде о нас, умирает какая-то частица Нас. То есть гибнет то, что не должно было вообще родиться – самолюбие, которое некоторые путают с честью. И как настоящий демон, которого когда изгоняют, он цепляется за все подряд когтями, вытаскивает с собой и нашу душу. Тот, кто сможет пережить это, переживет и все остальное.

*

Развлечения прошлого становятся для меня все менее интересными, количество запахов и вкусов сокращается с каждым днем; становишься безразличным к еде на столе. При чем, чем проще предлагаемая пища, тем даже лучше. Но что я вижу, оглядываясь со скрипом в костях назад, – нет – ни счастья, ни радости, ни сожаления, – ничего такого к чему всю жизнь стремился, и когда-то гордился или хвастался кому-то, нет, – ничего из этого. В огромной стопке воспоминаний выделяется только отдельные сцены нарушения и соблюдения морального кодекса: того за что мне было стыдно, или за что становилось благороднее внутри. Такое ощущение, что я переживаю на старости лет не за свою жизнь, а за жизни других людей, с которыми мне довелось столкнуться за столь краткий период существования и чем-то нечаянно обидеть их. Странно, что только от одних воспоминаний добра, мои кости почему-то сразу перестает ломить, а голова перестает зудеть. Не могу понять, почему именно от воспоминаний добра начинают теплеть мои кости и быстрее течь кровь. Я понимаю, что если буду думать только о себе – потону, а если буду думать только о других – взлечу или меня потопят, это уже зависит от этих других. Самомнение – это всегда некая тяжесть, которая превращает хорошее в дурное. Легкость приходит, когда кому-то что-то даришь, особенно незнакомому человеку. А когда даришь ближнему, то ничего кроме исполнения долга не чувствуешь. Поэтому нам так приятно дарить подарки любимым при первом знакомстве, пока мы еще не знаем их слишком хорошо, и уже неприятно, когда узнали получше, но какими бы они ни были, от самого дарения уже ничего не испытываем. Почему так, – не понятно, ведь вся мировая история и экономика говорят об обратном. Нам твердят о том, что двигатель прогресса и процветания исключительно личная собственность и личный интерес. А может от нас что-то скрывают, или мы боимся сами признавать это публично. И получается так, что из поколения в поколение кочует ложь, и никто не хочет это исправлять. Нам всем твердят, как важна была свобода нашим предкам, как будто она не важна теперь нам. И тогда и сейчас, все кому-то прислуживали. Мы все от кого-то зависим, и по факту делаем то, что нам прикажут. Раньше это делали бесплатно, потому что тогда рабов кормили и одевали, а теперь это делают за деньги, чтобы кормить себя и одевать приходится самим. Но по факту ни тогда, ни сейчас, мы не свободны, и с веками мало, что изменилось. Вряд ли кто-либо чувствует себя сегодня независимым. Одно радует, что если наш хозяин влиятельный, то тогда мы можем общаться с другими хозяевами, которые от него зависят, как со своими слугами, оставаясь лишь его слугами. Вот и вся свобода: найти того, кто будет от тебя зависеть, так же как ты от кого-то. Раньше я думал, что я один такой несчастный, и от этого мне становилось еще тяжелее и грустнее. Теперь я понимаю, что все вокруг считают себя несчастными, просто умело это скрывают. Я только недавно это понял, и потому стал счастливым, так как сама мысль, что ты не один страдаешь, одно это дает облегчение. Всех всегда чего-то не устраивает, все хотят все поменять и начать жить сначала, но слишком быстро ко всему привыкают, и им ничего больше не остается, как страдать в одиночестве, пока никто не видит их позора. И думать почему им так не повезло. И почему ни одна из их мечт, так и не сбылась в реальности.