Запретный Дворец - страница 57



– Послушай, – парень обратился лично к Сорину, – мы всегда готовы принять путешественников, – его слова не соответствовали тому, что видела Шари. – Но пока это, – перевернув оружие и показав навершием на Энея, он наморщил нос, – это… вместе с тобой, тебя и остальных здесь видеть не хотят. Понятно?

Сорин тяжело вздохнул. Шари понимала его: сложно под давлением такой злобы оставаться приверженцем дипломатии. В ней одновременно мешались страх и нетерпение. Каждая жила кричала о том, скорее бы всё закончилось, и неважно чем: дракой или бегством. Лишь бы не это томительное ожидание.

Но Сорин стоял на своём.

– Мы всего лишь идём мимо. Нам нужно пройти к большой дороге, ведущей в Лоунпат. Если остаться здесь на ночь не получится, мы готовы уйти, только дайте нам пройти сквозь Ремтак.

И снова толпа взревела:

– Да гоните их отсюда!

– Сейчас я этим курицам перья-то пообщипаю!

– Почему он связался с тварью Верхнего мира?

– Посмотрите на грифона, о Мудрый Дарис!

– Убирайтесь вон.

На этот раз потребовалось больше времени, чтобы угомонить шум. Парню пришлось поворачиваться к своим соплеменникам, махать руками и просить их остановиться. Пока он отвернулся, из толпы рядом с Тари вылезла юная ратта, Шари дала бы ей не больше одиннадцати лет. Она с любопытством смотрела на путников, а потом тихонько предложила:

– Может, пускай они пройдут?

На неё тут же зашипели, Шари даже увидела, как её хлестнул кто-то хвостом по уху, а потом затолкали вглубь толпы. Ей стало обидно за девочку.

Внезапно гомон стих. И случилось это не благодаря стараниям парня с топориком. Толпа сменила курс и теперь глядела в другую сторону. Эней и Шари могли видеть, тогда как Сорину пришлось мотать головой и приподниматься на носках, чтобы понять, куда все смотрят.

Единственная фигура приближалась к собравшимся раттам. Это была женщина с длинными каштановыми волосами. Её хвост направлен точно вверх, словно готовый пронзить облака вместе со всем Верхним миром и небом над ним. Она высоко держала голову, приплюснутый нос сердито втягивал воздух, будто женщина вот-вот начнёт ругаться насчёт всего на свете.

– Что за публичное изгнание вы здесь устроили, олухи? – ей не пришлось кричать, чтобы быть услышанной. Все внимали её недовольству молча.

Из толпы к ней вышел старик, рыжина волос которого уже растеряла блеск.

– Не лезь в это, Рилга, – велел он женщине, – это дело не требует твоего вмешательства.

– Не требует? – язвительно переспросила она. – То, что вы готовы выставить за порог невинных путников или даже избить их, не требует моего вмешательства?

– Твоё место в часовне, вот и сиди там! – выкрикнул кто-то несмелый в толпе.

Рилга прищурилась. Парень с топориком вышел к старику, чтобы поддержать его.

– Прости, Рилга, но это правда. Здесь геранам не будут рады никогда. Пусть они уйдут.

– Милосердная Исаара проповедует прощение, – голосом, совсем далёким о тех, каким читают молитвы, проговорила Рилга. – А вы, видно, так и не научились жить дальше.

– Есть вещи, которые нельзя прощать! – снова тот же голос раздался среди опущенных от стыда голов.

Не выдержав, парень с топориком обернулся:

– Ты либо выйди и говори при всех, храбрец, либо прикуси свой хвост!

Ответа не было. Старик обратился к Рилге:

– Мы все знаем, что нам велят делать боги, – устало звучал его голос. – Но мы выбираем свой путь исполнения их воли, Рилга.

– Этот путь неверен, если он ведёт к застарелой ненависти целой расы, – укорила его она.