Медички приходили домой поздно, а Фиона, оставшись без ангажемента, поступила на службу в один из модных магазинов в «Пассаже».
Вечером все жильцы собирались за ужином обменяться новостями и послушать новые вирши, которыми их потчевал Гриша с пугающей регулярностью.
Хозяйка Марфа Петровна ставила самовар и уходила. Иногда она приносила письма – обыкновенно письмоносец прибывал днем, когда квартира пустовала.
Петр уже получил несколько весточек из дома, написанных то твердым отцовским почерком, то каракулями младших сестер. Мать не писала – стыдилась корявых букв и огромного количества ошибок. Впрочем, ее голосок звучал в каждой строчке, ведь ни отец, ни сестры понятия не имели, о чем писать: все живы, ну и ладно!
А мать диктовала о том, что урожай собран, Лизавета уехала в Гнилицы, а отравительницу Глашу судили в Пскове и посадили в тюрьму. Матюша выздоравливает: на прошлой неделе приходил к Силиным, спрашивал, как Петр устроился. Говорит, после Рождества и он прибудет в столицу. А, может, и раньше.
От себя отец забросал наставлениями: деньги трать аккуратно, не играй в карты, не увлекайся спиртным. Городских барышень избегай – ничего хорошего в них нет: своя деревенская надежнее для жизни, а любовь так называемая пройдет и оставит оскомину на зубах.
Перечитывая строчки, касающиеся городских барышень, Петр злился. К чему ненужные предостереженья? Отец во многом прав, и большинство местных девушек избалованы и несерьезны, так неужели он думает, что Петр Силин заинтересуется подобной особой? Да и времени нет, чтобы ухаживать за девушками: он вовсе не желает вылететь с учебы. Это барон мог себе позволить порхать с факультета на факультет. Впрочем, кажется, сейчас он взялся за ум.
В дверь комнаты постучали. Петр оторвался от перечитывания писем.
– Входи, кто там такой вежливый, – отозвался он.
Вежливым оказался барон.
– «Помяни черта», – подумал Петр и вопросительно посмотрел на замявшегося у входа Николая.
– Тебе конспект, Ваше благородие? – наугад спросил он, памятуя о том, что тот прогулял несколько лекций по механике.
Николай шутовски развел руками, показывая, что Петр попал в точку.
– На столе, тетрадь в коричневой обложке.
Николай вытащил из стопки тетрадей нужную и открыл на самой середине.
– Ну и почерк у тебя, Петро! – воскликнул он. – У вас в гимназии не преподавали каллиграфию? Это же читать невозможно!
– А сам лекции записывать не пытался? -съязвил Петр.
Николай зевнул.
– Скука ваши лекции, – презрительно сказал он, – Я и так все выучу. А вчера классно погуляли на Каменноостровском в новой ресторации.
Он хотел еще что-то добавить, но его остановил пристальный взгляд Петра.
Николай замолчал. Как получилось, что этот невзрачный деревенский паренек без спроса влезает в его дела и воспитывает почище папаши?
А он, барон Николай – Вольдемар Фридерикс вместо того, чтобы послать подальше непрошенного воспитателя, заглядывает ему в глаза и униженно просит конспекты. Он вспомнил то прекрасное время, когда он приехал из Эстляндии в столицу и… понеслось.
Он снял квартиру на Стремянной улице и каждый вечер прогуливался по Невскому проспекту, разыскивая приключения и тратя деньги. Сначала он посещал музеи и театры, затем дорогие рестораны, а потом скатился до кухмистерских в районе Лиговки.
О посещении университета как-то само собой забылось – Николай даже точно не вспомнил, а на каком факультете он учится – юридическом, или, может быть, биолого – почвенном?
