Читать онлайн Дмитрий Вощинин - Зарисовки на запотевшем стекле (сборник)

«Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!..

Так идут державным шагом,

Позади голодный пес.…

В белом венчике из роз,

Впереди – Иисус Христос»

Александр Блок

Привычным движением Валентин Александрович укрепляет подрамник с холстом на мольберте, берет в руку уголь и мысленно представляет возможные варианты композиции портрета. По его просьбе Николай Александрович проходится по кабинету, делает несколько поворотов головы, садиться в кресло.

– Все-таки стоя, – утвердительно заключает Валентин Александрович.

Николай Александрович покорно встает, отходит назад, поворачивается и теперь смотрит на Валентина Александровича своим загадочно-приятным и сдержанным взглядом.

Художник и заказчик портрета – почти ровесники и по характеру очень похожи. Они знают друг о друге, но вот так, воочию, видятся впервые.

Валентин Александрович известный художник, много и не без успеха работает, уже имеет немало талантливых учеников, но всегда скромен, независим, совершенно чужд меркантильности и своей славы. В шумных компаниях богемы предпочитает больше слушать и от этого иногда кажется застенчивым. Одни говорят о нем – «Молчальник», другие – «Трудяга».

Николай Александрович, будучи высокообразованным человеком и являясь первым лицом государства, всегда остается очень деликатным, сдержанным, немногословным, говорит обычно тихо, как бы внутренне отвергая насилие и, если этого не требуют обстоятельства, старается не навязывать своего мнения.

Через несколько минут работы Валентин Александрович, недовольный первым наброском, кладет на холст картон и размашисто продолжает делать зарисовку. Размеры портрета, одежда и строгий стиль исполнения оговорены заранее. Художник в данную минуту с сожалением думает об этом. Он старается найти точку свободы и гармонии «натуры», которые бы сливались в композиции как можно достовернее. Но все сейчас невыносимо сковывает: шотландский мундир с вычурными клиновыми сборками, необычные для русского глаза, напоминающие рюшки погоны, узковатые брюки, которые явно не соотносятся со строгим стилем портрета. Для сглаживания этих деталей художник про себя отмечает необходимость увеличения гаммы темных тонов: яркие краски обманчивы и мешают выразительности. Несмотря на сосредоточенный поиск, лицо Валентина Александровича все это время остается внешне спокойным и уверенным.

Николай Александрович с любопытством рассматривает художника. Плотный низкого роста блондин, одетый скромно, будто с чужого плеча, сутуловатый, кряжистый крепыш, большая голова крепко приставлена к ровным плечам, лицо с крупным носом. Колючий и немного резкий взгляд. За кажущимся безразличием глаз скрывается глубокая внутренняя работа. Он чувствует творческое напряжение художника и что он чем-то недоволен.

Когда жена попросила заказать портрет, Николай Александрович сам выбрал художника. Он слышал о его бескорыстии, независимости, смелости в поиске образов и неординарной способности выражения, внешне срытых черт характера. Многие даже побаивались его творческой проницательности. Видимо поэтому и он не всегда соглашался выполнять портреты, несмотря на весьма выгодные предложения.

И вот теперь Николай Александрович видит художника в работе. Уже с первых минут общения он ощущает приятное чувство восхищения этим необычным и, как ему кажется, очень чистым и искренним человеком. Он любит находиться в обществе таких людей, и это бывает далеко не часто. Он не испытывает ни малейшего напряжения позирования. Ему нравится эта сдержанность, внутренняя напористость и даже этот колючий взгляд.

Давая согласие на выполнение портрета, Валентин Александрович не был очень обрадован заказом. Скорее отказ казался ему вызывающе неудобным. Его всегда привлекала неординарность, а в данном случае он мало знал достоверного об этом человеке. Слухам же и сплетням не доверял. Но, начав работу, Валентин Александрович даже ощущает положительный импульс поиска и вдохновения: ему импонирует выражение лица государя, его открытый взгляд, деликатная сдержанность, мягкая походка. Он ищет, и пока не находит желанную композицию.

Как всегда в таких случаях этот поиск настойчиво требует понимания внутренних ощущений «натуры»: как воспринял пробуждение, о чем думал за завтраком, с кем говорил перед сеансом, о чем, наконец, размышляет в данный момент.

Николай Александрович, как бы проникаясь мыслями художника, решает заговорить:

– Я понимаю, что мое предложение было несколько неожиданно для вас.

Не прерывая работы, Валентин Александрович ожившим взглядом и небольшим наклоном головы, как бы произносит: «Пожалуй!» И тут же добавляет:

– Но мои портреты, Ваше Величество, не совсем соответствуют придворным нравам и могут вовсе не понравиться.

– Вы очень точно употребили слово «нравы»… Откровенность сейчас – редкое качество…По правде, эти придворные нравы мне тоже не по вкусу… Можете быть со мной раскованным…

Художник опять жестом дает понять, что он вовсе не собирается зажиматься.

После непродолжительного молчания Николай Александрович сам пытается раскрыться:

– Обо мне много ходит всяких слухов, но поверьте, каждое мнение – это, прежде всего, сопоставление своего собственного внутреннего рассудка… Что касается меня,…я хочу быть просто честным христианином…

После непродолжительной паузы он продолжает:

– Скажу прямо, наш двор, в том числе моя мать, считает, что я не достоин своего положения из-за того, что слишком мало делаю для укрепления власти… Она все время напоминает мне фразу одного из первых средневековых теоретиков власти: «Правитель должен удерживать власть всеми способами, невзирая на нормы христианской морали».

Художник молча продолжает делать штрихи, внимательно смотря в глаза государя.

– Вы, я знаю, много пишете пейзажей и портретов в пленере, как сейчас говорят… Ваша знаменитая «Девочка с персиками» прекрасна… И мне нравятся «Дети» на берегу финского залива…Уж не ваши ли это дети?

У художника так же, как и у государя, в это время уже трое детей.

– Да, это Саша и Юра.

– Дети ближе к Богу, чем мы… взрослые… А окружающая природа помогает проникнуть в душу… Да и сама природа – это совершенство Божие.

– Она – как музыка, Ваше Величество,…Моцарт – просто живая вода! – не удерживается Валентин Александрович. Он унаследовал интерес к музыке от отца, профессионального музыканта.

Удовлетворенный ответом Николай Александрович каким-то внутренним чувством радостно ощущает перед собой чистую душу, перед которой ему хочется открываться:

– Да, в истинной музыке дух божества… А в человеке пока совершенства нет… Бог создал его, но не объяснил разницу добра и зла… Отсюда все наши беды и заблуждения…

Через некоторое время Николай Александрович продолжает свою мысль:

– Знаете, Валентин Александрович, я пришел к выводу, что ничто нельзя трогать грязными руками и вообще меньше вторгаться в то, что уже создано… Как сейчас говорят, революционировать жизнь…Это только кажется, что она будет от этого лучше…Пока власть не способна обеспечить благосостояние всем… И власть предержащие его получают за счет угнетения других… Это же не справедливо и не по-христиански!..

Взглянув в глаза художника, Николай Александрович понимает, что собеседник внимательно вслушивается в каждое его слово:

– Я, например, хочу позволить народу участвовать в управлении государством, но моя матушка и брат категорически против… Даже слышать не хотят… Говорят, что это будет равносильно разрушению империи…

После небольшой паузы он задает риторический вопрос:

– А вы знаете любимую фразу Фридриха Великого?

Художник вопросительно смотрит на государя, продолжая свою работу.

– Дипломатия без оружия подобна музыке, без инструментов…

По лицу Валентина Александровича скользит улыбка. Государь продолжает:

– Матушка мне все твердит, что большой почитатель Фридриха – Павел I пренебрег этой важной мыслью.

Николай Александрович в раздумье смотрит в сторону, как бы наедине сам с собой.

– Я чувствую, что мне уготованы жестокие испытания… Одновременно понимаю, что все от Бога… Хочется объяснения… Грешно, но… иногда влечет к пониманию сверхъестественного… Вы были, Валентин Александрович, на спиритических сеансах?

– Нет, не приходилось, Ваше Величество.

– Вы знаете, производит впечатление… Хотя скорее приносит беспокойство и вызывает больше вопросов…

Эта свобода общения, спокойствие, размышления Николая Александровича сейчас открывают художнику едва заметную противоречивость характера государя. С каждой его фразой открывается человек, ушедший, возможно, далеко вперед в своих воззрениях. Мысли его кажутся чистыми, открытыми и близкими. К сожалению, от всего этого, строгая композиция рушится на глазах, и портрет остается безликим. Не оставляя надежды на сегодняшний успех, Валентин Александрович надеется более плодотворно поработать дома и прийти во второй раз с каким-то решением.

– Ваше величество, я полагаю на сегодня достаточно. Да и вы, наверно, устали с непривычки.

– Нисколько, Валентин Александрович… Но… как вам угодно, – доброжелательно соглашается государь.

– Тогда до встречи на следующей неделе… Ну скажем, во вторник, как сегодня, в 10 утра?

– Хорошо!.. До встречи…

На следующем сеансе Николай Александрович встречает художника стоя почти в той же позе, которую оставил несколько дней назад. Валентин Александрович тут же понимает, что государь ждал этой встречи, ждал очередного общения с ним.

Хотя решения по композиции портрета не найдено, художник тоже пришел на второй сеанс в хорошем настроении и с желанием работать. Совершенно неожиданно для самого себя он вдруг улыбается и говорит государю о произошедшем случае с ним накануне.

– Иду намедни домой. Вдруг вижу интересное русское лицо: мужик яркий такой, лет сорока, уверенный «бычий» взгляд, рыжие густые волосы, нос орлиный… Остановил его и говорю: «Пойдешь ко мне в натурщики?»

– Отчего, барин, не пойти, коли заплатишь хорошо, – отвечает.

– Обрадовался я: «Экий ты молодец!»

– Я… что… Вот у коня под животом настоящий молодец!

– Каков, шельма! Ваше величество… Все тут при нем: не прибавить, не отнять…

– Да,… русский мужик иногда скажет так,… что ни от одного мудреца не услышишь…

– Неужели, Государь, вам известен русский мужик?

– Я молюсь за него… Хотя лукав, но… многогранен и интересен… В нем есть что-то от Христа… Терпение прежде всего… Он ведь взял на себя тяготы холопства при Иване Грозном, невероятное напряжение строительства и продолжительных войн при Петре, только Екатерина Великая начала думать о нем, как о человеке… Он как-то по своему понимает жестокость…Видимо, через истинную справедливость… И при этом крепости ему не занимать… А главное – самодостаточен… Сколько в нем прозорливости… ясновидения…

– Такого о мужике, Ваше Величество, я никогда не слышал.

Николай Александровичу это по вкусу:

– Я полагаю, что именно из простого русского народа появится светоч новой философии, который глубоко осмыслит жизнь и отбросит все мелкое… Помните у Достоевского: «Россия сама спасется и весь мир спасет».

Художник молчит, не возражая.

– Валентин Александрович, скажите по правде, много ли вы писали мужиков?

– Каюсь, ваше величество, серьезно до него не добрался… После Сурикова, Перова и Репина… даже боязно.

– …Мужик под силу не каждому… Но… у вас все впереди… Я грешным делом увлекаюсь фотографией и в тайне от моей семьи люблю делать портреты простолюдинов…