Не успела Люда очнуться от своей тирады, как в лицо ей прилетел ком белья.
– Ещё раз выкинешь что-то подобное, пожалеешь, – пригрозила Иванова.
Гудящая толпа школьников направлялась к колхозному полю мимо конторы. Мрачное настроение Маши ещё больше обострилось, когда она увидела Галину Александровну. Женщина стояла около клумбы в коричневом костюме с юбкой и задумчиво поправляла красный значок на груди. Высохшее лицо казалось кожаной маской, руки – ветками, ноги – палками, но затем девочка вспомнила вчерашнее происшествие и по спине побежал холодок. Может, ей это приснилось? Привиделось? Может, она сошла с ума? Секретарь колхоза посмотрела на неё и улыбнулась. Только улыбка не была доброй и приветливой, скорее – зловещей и страшной. Внезапно Маша очень чётко осознала – нет, всё действительно случилось вчера и может повториться вновь.
Не успели школьники пройти контору, как из неё вышел довольный и свежий председатель в тёмно-сером, идеально выглаженном костюме с ярко-красным платком-паше.
– Валентина Михайловна, задержитесь! – позвал тот, вскинув руку.
Женщина остановилась, и он бодро подбежал к ней. Повеяло приятным запахом одеколона «Шипр», и Люда, шедшая рядом с учительницей, смущённо потупилась.
– Валентина Михайловна, – проговорил председатель и сногсшибательно улыбнулся, но та осталась безучастна к его чарам. – В пятницу будут танцы, обязательно приходите и приводите всех учеников!
– Нам не хватит мальчиков, Константин Петрович.
– Ничего страшного, обеспечим! – пообещал тот и осмотрел притихшую толпу. – Удачно вам сегодня потрудиться, ребята! Спасибо за помощь!
– Спасибом сыт не будешь! – выкрикнула Верка Исаева.
– Кто это сказал? – строго пробежала глазами по головам учительница, выискивая хулиганку.
– Будет вам, Валентина Михайловна. Они же ещё дети, – благосклонно улыбнулся мужчина и направился обратно в контору. Маша не могла отвести от него взгляд и неожиданно Константин Петрович обернулся и подмигнул ей.
Девушка покраснела до кончиков корней и потупилась. Но как только она справилась с собой и осмелилась посмотреть в спины идущих школьников, наткнулась на очень странный взгляд Новосёловой. Та неодобрительно покачала головой, хотя в глазах горело совсем другое пламя, и имя ему было – ревность.
Небольшой участок с ровными кустиками свёклы тонул в обступающем море травы. Ученики нехотя разбрелись по грядкам, споря и ругаясь, где чья, и приступили к прополке. Мышцы страшно терзали Машу: она с трудом садилась и переходила дальше, безмолвно корчилась от острой боли и терпеливо сносила насмешки других. Но спустя некоторое время девочка привыкла, растянулась и теперь её мучила ужасная монотонность работы, которая не давала физического отдыха, зато с лихвой освобождала ум. А ум Ивановой бурлил пузырями страха. Как она переживёт сегодняшний вечер? Вдруг ей захочется в туалет и придётся выходить ночью на улицу? А что, если Галина Александровна сможет забраться в форточку? Вряд ли Новосёловой удастся сдержать Лиду – последняя рано или поздно её откроет... Вот ведь кровь цыганская! Везде ей нужен свежий ветер!
Когда наступил обед, истерзавшая саму себя Маша догнала Валентину Михайловну и тихо извинилась за утро.
– Всё в порядке, – ласково улыбнулась учительница, и если бы не вчерашний ужас яблоневого сада, школьница ощутила бы настоящее облегчение.
– А можно вас спросить кое о ком? – робко произнесла девочка.
