– За крестьянскую царицу! – заорала она.
– Ошалела, паскуда? – Бучила успел перехватить вооруженную руку и от души врезал лбом в оскаленное лицо. Хрустнуло, крик вбился в горло вместе с кусками черепа и выломанных зубов, веснушчатую откинуло, она сделала пару нетвердых шагов назад и упала плашмя. Нальянов успел заколоть Марфу шпагой, прыгнул к Трофиму, но тот, так и не совладав с самопалом, бросил оружие, развернулся и опрометью ударился в бег, оря ломким фальцетом:
– Здесь они, здесь! Все сюда! Сюда! Сю…
Крик резко оборвался. Ах-ах, ну и дурак. Рух одобрительно хмыкнул, увидав, как незадачливый беглец со всего маха в кромешных потемках напоролся на низкую кирпичную арку башкой и свалился без признаков жизни. Треск проломленного лба был приятен и сладок на слух.
Какая бы херня тут ни творилась, разбираться было некогда. Совсем близко послышались приглушенные крики. Сучьего Трофима все же услышали.
– Граф, живой? – Рух повернулся к Нальянову.
– Ж-живой, всего лишь царапина, – просипел граф. Брехал, конечно. Лица на нем не было, он выронил пистолет и зажимал рукой рану в левом боку. Сквозь пальцы толчками плескала нереально черная кровь.
– Идти можешь?
– Могу, надо спешить, – выдохнул Нальянов, перешагнул мертвую горничную и поспешил вперед, прямо в жуткую темноту.
Насчет «могу» граф, конечно, тоже соврал. Вот такие нынче дворяне пошли, враль на врале и вралем погоняет. Отмахал шагов двадцать, захромал, засипел, выронил шпагу и привалился к стене.
– Притомились, ваше сиятельство? – посочувствовал Рух и приказал слугам: – Хватайте хозяина и тащите. Быстро!
Двое дюжих парней из тех, которые вместе с графом охраняли парадную дверь, кинулись к Нальянову.
– Не трогать, не трогать, я сам! – Михаил Петрович забился у них в руках. И откуда только силы взялись? Мгновение назад помирал, а тут заартачился. – Я дворянин, – захрипел Нальянов.
– Да всем похер. – Бучила жестом велел слугам заканчивать дело. – Пока ты тут строить из себя благородного будешь, нас переловят, как крыс. Все, двинули!
– Шпага, шпага… – запричитал граф.
– Забудь, какая шпага тебе? – вызверился Рух. – Идти куда?
– Т-туда, – Нальянов кивнул на темнеющий коридор и обмяк. – Немного осталось.
– Немного, – передразнил Бучила. Не подвал, а катакомбы поганые, пока из конца в конец пройдешь, жить не захочется. Понастроят хором, а ты тут бегай-страдай.
Он первым ворвался в следующую комнату, стены и потолок сразу отхлынули, подарив долгожданный простор. Оглядеться толком не успел, в коридоре напротив замелькали отсветы, резанули громкие голоса, и тьма извергла из себя с десяток вооруженных, размахивающих факелами людей. Хотя поначалу показалось, что нелюдей. В глаза бросились белые черепа вместо лиц, словно мертвяки, разложившиеся до кости, восстали и взялись шнырять по графским владениям.
Рух пальнул навскидку, попав прямо в раззявленный криком рот, обнажил тесак и храбро прыгнул назад, давая людям Нальянова показать себя. Их-то много, и бабы нарожают еще, а такой красивый и умный вурдалак на всем свете один, надобно его поберечь. Вражина, словивший пулю хлебалом, передумал страшно орать и упал, хлестнув мозгами на бегущих следом подельников. Бучила даже расстроился. Думал, что мертвяки, ан нет, живы-живехоньки, а черепа – всего лишь грубые рисунки на оскаленных рожах. Да и то не у всех. Только у самых одаренных, видать.
