Максим озвучил очередную задачу:
– Значит, заготавливаем жерди для настила и колья для стен.
Тут возникло непредвиденное затруднение в лице длинноволосого Олега. Экологический активист заявил, что порубки леса не допустит, хотя бы и ценой своей жизни. Убивать его Максим не стал, а предложил выбрать для лесозаготовок чащобу, которую пора проредить. Долго искать не пришлось: дикие заросли начинались тут же, в двух шагах.
Заработали пилы и топоры. Вырытую яму частично перекрыли жердями: получились прямоугольные дыры, окруженные надежным настилом. Колья вкопали в землю, прибили к ним брезентовые полотнища, образовавшие стены. Клозет вышел на славу.
На следующий день сортиростроительство продолжилось. Теперь настелили жерди над канавой, предназначенной для собственной сотни. Стены делать не стали: кончился брезент, да и особой надобности в том не видели.
Слава, подражая воеводе, произнес речь:
– Сие сооружение да пребудет наипаче обожаемым приютом паломников из нашей зело прекрасной сотни, невзирая на конфессиональную принадлежность.
– So mote it be!9 – завершил звучной фразой Максим; когда-то он для понту выучил с десяток классических изречений.
– Гип-гип… – воззвал Слава.
– Ура! – грянули два десятка глоток.
– Гип-гип…
– Ура!
– Гип-гип…
– Ура! Ура! Ура!!!
* * *
В верхушках деревьев шелестел ветер. Издалека доносился стук дятла. Кукушка пророчила кому-то бесконечно долгую жизнь. Максим сидел на своем любимом месте для чтения, раскрыв книгу Бромштейна на случайной странице. Он с удовлетворением увидел заголовок «Государь всея Руси», однако с первых же строк стиль автора, как и в других рассказах, показался ему слишком вольным. Делать нечего, другого чтива под рукой не было, приходилось довольствоваться этим.
Составитель сего собрания жизнеописаний допустил бы непростительную оплошность, если бы обошел своим вниманием столь значительную персону как покойный наш государь Иоанн Васильевич, прозванный Грозным (а отнюдь не Грязным, как пишет некий недобросовестный горе-историк). Известно, что о мертвых, а паче о царственных особах – или хорошо, или ничего. Посему читателю надлежит ознакомиться лишь с достоинствами и нисколько не с пороками почившего в Бозе многогрешного монарха.
Великой добродетелью российского государя было чадолюбие, ибо на себе познал он тяготы сиротской жизни, оставшись с восьми годов без родительского попечения и испытывая притеснения и даже лишение пищи от нерадивых своих опекунов. Потому собственного своего сына взращивал беззаветно и самозабвенно и вразумлял его обыкновенно палкою, метя всё более по темечку. Как-то в порыве отцовского рвения он даже убил его до смерти, чем был изрядно изумлен. Этот забавный казус запечатлел замечательный наш живописец Илья Ефимович Репин на полотне «Иван Грозный и сын его Иван такого-то дня, месяца и года», известном в народе под названием «Иван Грозный убивает своего сына». Сия картина вывешена в галерее на всеобщее обозрение, дабы служить родителям примером для подражания.
Царь Иоанн любил также жен своих, хотя и не подолгу. Опостылевшую супругу он отправлял в монастырь или же прямиком в райские сады, а себе заводил новую – и так до семи раз или более.
Еще ходили в любимцах у помазанника Божия добры молодцы опричники под водительством Малюты Скуратова. Добросердечный венценосец охотно прощал им мелкие шалости вроде поджогов, насильничанья и человекоубийства. Особо же нежнейшие чувства питал он к юному опричнику Федьке Басманову, равно прекрасному как спереди, так и сзади. В честь царского любимца названы в Москве две улицы: Новая Басманная и Старая Басманная, носившая перед тем имя Карла Маркса – пышнобородого провозвестника Мировой Революции.
