Я повернулся к нему и злобно взглянул:
– Я не мой дед.
После чего пошёл к корпусу. По пути вспомнил, что забыл щётку. Вернулся и забрал. Красиво уйти не удалось.
Отбой. Я лежал в кровати, предвкушая восьмичасовой сон. Никогда ещё он не был столь желанным. Кто-то щёлкнул свет и прокричал «Отбой!».
Послышался лязг кроватных прутьев со всех углов казармы. Тела нашли свои койки.
Однако тишина могла найти меня лишь во снах.
– Ах ты гандон! – кто-то радостно прокричал, упав с кровати.
– Ха-ха! Получай! – крикнул тот, кто, вероятно, помог кому-то упасть.
«Чёрт! И эти мудаки за весь день не выдохлись?» – подумал я, переворачиваясь. Подушка нагрелась от возмущения, и казалось, моё лицо скоро зажарится на сковородке. Раздражающий смех продолжался.
Кто-то еле слышно выкрикнул:
– Тихо! Тихо!
Стали слышны шаги. Все замолкли. Я перевернулся на кровати и увидел Гоху, который ходит между рядами кроватей.
Он прошёл несколько метров, прислушиваясь к скрипам кроватей, после чего довольно произнёс:
– Так, так, так… Первая ночь! И ночь такая лунная! Подъем!
Стадо баранов, сносящих друг друга, ломанулось к началу взлётки.
Я спал на верхнем ярусе. Моя попытка слезть увенчалась болезненным падением. Нога запуталась в одеяле, и щуплый Бахрам ощутил на себе массу моего тела.
Гоха воскликнул, подгоняя:
– Быстрее! Пиздели вы с большим энтузиазмом!
Через секунду образовалась шеренга из полуголых курсантов.
Он продолжил, обводя испуганные лица курсантов взглядом:
– Пришло время вам принять взрослую жизнь! Заметьте, не войти во взрослую жизнь, а принять её! Ха-ха-ха! Смирно!
Все напряглись.
В корпус зашло ещё несколько офицеров. В руках они держали свинцовые трубы.
Гоха остановил взгляд на Артёме:
– Ну что, Попов. Настало время тебя отвечать за базар. Шаг вперёд!
Тот продолжил стоять на месте.
Офицер подошёл к нему вплотную и посмотрел в глаза:
– Ты чего-то не понял, Попов? По-моему, в прошлый раз ты был более сговорчив!
Молчание.
Гоха схватил его за шкирку и выкинул из ряда курсантов вперёд. Артём устоял на ногах и снова встал неподвижно.
– Твой папка тебя неплохо берёг. – произнёс старлей, обходя Попова со стороны. – Это нормально, что родители любят своих детей. Но тут ты уже не ребёнок!
Один из пришлых офицеров передал Гохе трубу. Тот подержал её в руке, примеряясь и оценивая вес.
Старлей обвёл взглядом Артёма:
– Ну что-ж, мы как вторая семья! Довоспитываем за первой!
С последней фразой на ногу Артёма обрушилась свинцовая труба. Удар был размашистым, без капли сожаления.
Кости затрещали. Артём вскрикнул, повалился на пол и из последних сил схватился за ногу.
– Стой смирно! – прорычал Гоха, обрушивая второй удар по руке.
Это зрелище меня ошеломило. На моих глазах ломали парня, которому в последние дни и так немало досталось. Я хотел закричать и прекратить эту бойню.
– Хватит!..
Я услышал слово, которое кричало в моём уме. Но мои губы оставались бездвижны.
– О, смельчак! – с удовольствием произнёс Гоха, приближаясь к Макару. Он осмотрел его с головы до ног. – Ты выглядишь поплотнее. Явно выдержишь больше, чем два удара!
Макар поднял голову и пристально взглянул в глаза Гохи:
– А ты сам сколько выдержишь?
Тут же на спину Макара обрушилась труба. Я понял, только повернув голову влево. Там притаился другой офицер, выжидающий команды Гохи.
Лицо парня скривилось, но тело не содрогнулось. Вдогонку Гоха ударил по его плечу. Офицер сзади ударил по бедру.
