Обычно современная музыка провоцировала жалящую боль в виске, а иногда и более серьезный приступ, будто здешняя совокупность ритма и тональности музыкальных инструментов не особо отличалась от поп-музыки две тысячи сто сорок второго года. Почти все время, проведенное в этой эпохе, Кин предпочитал классику с ее струнными и духовыми, гарантированно не похожими на звуки будущего.
Но сейчас он поморщился напрасно: головная боль не возникла. Наверное, метаболизатор вошел в полную силу. Однако Кин все равно переключил радио на станцию классической музыки. Не для того, чтобы избежать приступа. Просто так захотелось. Знакомая ария Генделя достигла крещендо, и Кин на мгновение смежил веки, но тут в окно машины постучали.
Маркус.
Кин покосился на дом. Ничего необычного. Ни движения в кустах, ни перемен в освещении или положении дверей и занавесок, ни теней, скользнувших в палисадник.
– Ты один? – спросил Кин, выключив радио и открыв окно.
– Да. И тебе здесь не место, – сказал Маркус, глядя на асфальт. – Впрочем, без разницы. Хочешь узнать, что решили парни из Вашингтона?
– А у меня есть выбор?
В ответ Маркус пожал плечами и облокотился на крышу автомобиля.
– Твоей семье ничто не грозит. Несмотря на уровень темпоральной деформации, наш региональный зам и комитет национального надзора решили оставить твоих в покое. При одном условии: им нельзя знать ни о будущем, ни о бюро.
– Как щедро, – съязвил Кин.
– Не то слово. Агентство существует только для того, чтобы искоренять темпоральную деформацию. Ты не должен был здесь оказаться, но теперь уж ничего не попишешь. – Маркус посмотрел ему в глаза. – Они не бессердечные сволочи, Кин, а такие же люди, как мы с тобой. Ты сам поставил их в безвыходное положение.
– И что теперь по плану? В чем стратегия выхода из конфликта? Как вы собираетесь забрать меня, чтобы никто ничего не заметил?
– Поезжай через мост Золотые Ворота. Встретимся в Сосалито. Этой же ночью, – произнес Маркус так, будто зачитывал подготовленный текст.
«Этой же ночью».
Кину стало нечем дышать.
Но Маркус продолжал чеканить неумолимые фразы:
– Твою машину бросим, а на моей отправимся в точку темпорального прыжка. Махнем домой. Из-за долгого пребывания в этой эпохе нельзя исключать, что твоему организму придется несладко. Нас встретит медицинская бригада. Логистическая команда подчистит следы, которые ты успел здесь оставить, и обеспечит беспроблемный отход.
Все это было сказано с таким холодным безразличием, что Кин осознал услышанное лишь через несколько секунд. По коже от макушки до пяток пробежала ледяная волна.
– «Подчистит»? Поясни.
– Подробностей не знаю. Это не входит в мои обязанности. Но парни приложат все усилия, чтобы минимизировать темпоральную деформацию для всех, с кем ты когда-либо общался.
Маркус строго посмотрел на него, словно учитель, делающий выговор трудному подростку. Может, и у Кина было такое же лицо, когда он пытался говорить с Мирандой?
– Только не требуй сочувствия, – предупредил Маркус. – У тебя нет такого права. Это наша работа. Допустим, по улице едет машина. За рулем женщина, и впереди у нее вся жизнь. Тут появляешься ты и проезжаешь мимо, задержав ее на повороте. Всего лишь на несколько секунд, но это меняет изначальное расписание. Из-за тебя женщина не успеет проехать на зеленый свет и опоздает еще на несколько минут. Последствия нарастают как снежный ком. Какие изменения ты внес в ее жизнь? Может, из-за тебя она не встретила будущего мужа? Или не погибла в аварии? Или, наоборот, погибла? Кто дал тебе право влиять на ее судьбу?
