Зеленград - страница 2

– Ну что, молодой человек, как это вас угораздило?

– Машина сбила.

– Так-так-так… И что же, желаете написать заявление в полицию?

– Не желаю.

– Ага. Тут у нас, по всей вероятности, тяжелое сотрясение мозга, ушибы лицевых тканей, рваная рана левого предплечья, наложено шесть швов, да и, пожалуй, все… Еще легко отделались, могло быть куда хуже.

– Когда домой? – спрашиваю.

– Ну, с этим торопиться не стоит. Недельку отдохнете у нас, а там видно будет. Мозг, он шуток не любит, – криво улыбнулся врач, – а вашему крепко досталось. Голова болит?

– Жуть.

– Это нормально. Пару дней поколем болеутоляющее, и станет лучше. При условии, конечно, что вы будете соблюдать все рекомендации. Лечение на сегодня я расписал, поправляйтесь.

И ушел, а вместо него влетела мамка и с порога кинулась в слезы. Рвала на себе волосы и голосила, что по ее глупой прихоти ребенок чуть не лишился жизни. Обцеловала мне все ушибы лицевых тканей, причиняя боли больше, чем игла хирурга при наложении швов. Я терпел, как мог. Она установила на тумбочке Эйфелеву башню из контейнеров с полезной и питательной едой (когда только успела!), и заявила, что будет сидеть со мной целый день. Пришлось выгонять ее с помощью увещеваний, Надежды Паллны и грубой физической силы.

А после обеда пришел он. Сначала просунул нос, убедился, что я в палате один, проскользнул и аккуратно прикрыл за собой дверь. Как только я его увидел, сразу подумал: опа, а костюмчик-то не смелянский! Мало кто в нашем городе ходит в подобных костюмах, а если кто и есть, то уж точно не ходят, а ездят. А еще туфли. Туфли тоже не смелянские: коричневые, из настоящей кожи, дорогие. Садится он не стал, а так стоя и саданул с плеча:

– Вы написали заявление в полицию, Богдан Сергеевич?

– А кто спрашивает?

– Не написали, понятно. Вас интересует мое имя? В данном случае оно не имеет значения. Меня прислали уладить один небольшой вопрос.

– Какой вопрос?

– Касательно вчерашнего инцендента. Я полагаю, вам не стоит никуда обращаться и совершать опрометчивых поступков. Не рекомендую выкладывать информацию в социальные сети. Этот вопрос мы сможем уладить без привлечения третьих лиц.

– А знаешь что? – я ни минуты не сомневался, как следует ему ответить. – В гробу я тебя видал с твоим улаживанием.

Вот не понравился мне этот тип, не понравился, и все! Если я с первого взгляда начинаю питать к человеку антагонизм, и в придачу он делает мне какие-то мутные, непристойные предложения, дело обычно заканчивается плохо.

– Почему вы мне грубите? – мягко спросил он. – Я юрист, и не сказал вам ничего обидного и неприятного.

– Ты не юрист, а хер моржовый! Приходишь ко мне в больницу, где я валяюсь полудохлый после встречи с твоими хозяевами, и заводишь какие-то гнилые базары. Хочешь, чтобы я слился с местностью, заткнулся и никуда не обращался, хотя имею на это полное право. Кто ты после этого, как не хер моржовый?

– Богдан Сергеевич, вы не должны позволять раздражению руководить вашими поступками.

– А иначе что?

– А иначе могут пострадать ваши близкие, – и уставил на меня холодные голубые глазки. Вот костюм у него был отличный, а глазки никуда не годились. Я с грустью подумал о том, что Господь бог, наделяя людей моральными качествами, некоторых пропускает. – Ваша мама, например.

– Подождите секундочку, пожалуйста, – попросил я.

Он с удивлением наблюдал, как я перекрываю капельницу, как это делала Надежда Паллна, отсоединяю катетер, воткнутый в руку, и медленно встаю с кровати. В голове у меня стоял сплошной гул, левое предплечье с рваной раной неприятно натянулось всеми шестью швами, но это не помешало мне взять юриста за шею и применить простой болевой прием. Он в ужасе уронил портфель, не менее дорогой, чем туфли, и выкатил на меня голубые глаза, уже не холодные, а полные паники. Беда большинства юристов в том, что они редко допускают возможность применения физической силы в отношении их самих, а вот я допускаю. Я рос в джунглях, на районе, где применение физической силы считалось в порядке вещей. Я подтащил его к окну, открыл створку, и вытолкал наружу, придерживая за ремень и искренне надеясь, что он не лопнет и не расстегнется.