– В частном доме надобности нет выходить во двор, чтоб подышать уличным воздухом, – сказала гостья. – Остался бы с нами, а то не запомню тебя.
– Я стесню вас, и ты это оценишь, как только выйду за дверь.
Закрывшись за ними, Мазель прошла на кухню. Старый алюминиевый чайник оставался тёплым, и она включила газовую плитку на два глазка. Фарфоровая белая посуда тоже была хозяйской, женщина положила в неё заварку и ждала, пока вода нагреется.
– Понятливый он у тебя. Объяснилась, чтобы потом не возникали недоразумения?
– Удобного случая ещё не было, и я не уверена, что это нужно. О прошлом мы практически речь не заводим. Ему не интересны подробности обо мне, и я к нему не лезу с расспросами.
– Ты не обольщайся, так не бывает. Чтобы мужик спокойно отнёсся к прошлому своей жены?! Ему должно быть интересно, с кем ты за партой сидела, фоткалась. На снимках рядом с доченькой чаще всего мелькает её одноклассник, и одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он к ней питает. Для кого-то это может стать аргументом.
– Ты рассуждаешь как школьница. Юлдаш правильно понимает, ни к чему копаться в прошлых делах. В отдельные моменты своей прежней жизни он и меня не просвещает. Такая у нас с ним ничья.
– Ну, если так!.. Доченька моя волнуется, как ты тут устроилась.
– Передавай от меня привет, душевная девочка. Ты скажи ей, чтобы за других сильно не переживала. Ей не помешало бы больше о себе подумать.
– Вообще-то крепкий союз пустяками не разрушишь, и ты дама у нас в авторитете.
Наяра освободила пакет от пирога собственного приготовления на тарелке и присела.
Неподалеку от дома росло кленовое дерево. Прогулявшись у магазина, Юлдашев с ребёнком вернулся к нему и поднял с земли несколько разноцветных опавших листьев. Научить Соню собрать их в пучок оказалось делом несложным, чему обрадовались и присоединившиеся к ним женщины. Прежде чем распрощаться с новой семьёй, Наяра позволила и себе ненадолго вспомнить детство, достав в прыжке с дерева большой лист с красноватым оттенком. С ним в руке и ушла.
– Что-то вы недолго посекретничали, – сказал Юлдашев, – и часа не прошло! Это подозрительно.
– Вы были на холоде, и с ней особо говорить не о чем. Это нам с тобой надо больше общаться, чтобы не осталось недосказанное.
От одного намека на своё прошлое он нахмурился и направился к дому, и Мазель последовала за ним с ребёнком за руку. В первую очередь она имела в виду собственную историю, но не была готова полностью откровенничать. Переодевшись в домашнюю одежду, сказала:
– Да опустоши ты сердце! Я не впервые замечаю, как ты страдаешь. Неправильно пронести воспоминания прошлого нам по-отдельности, пользы не будет ни для домашнего очага, ни для здоровья.
– Настроение может испортиться и без причины. У каждого есть оболочка личного пространства, куда остальным нельзя. Потребуется время, чтобы сгладились все шероховатости.
– Поняла, к старости обнаружу, что я знаю про тебя практически всё, – иронизировала она.
Ради того, чтобы покопаться в его прошлом, Мазель была готова поведать о своём, пусть и с рядом оговорок. Но он ничего не спрашивал и нежился новым положением, а ей не терпелось строить планы на будущее.
– Сдай ты уже ту квартиру! Получить обратно высланную сумму не удастся, но на всякий случай спроси.
Юлдашев не имел желания заниматься ею, и вяло ответил:
– Не впустить ли туда Кибата? Чего деньгам пропадать? Пусть поживёт себе пару месяцев даром, потом перепишем договор. Это даже лишнее.
