– А ты где был? И пацаны твои? Где? Тоже ничего не делали? Ходят, морды воротят. Бог и до вас дойдет. Захлебнетесь! – она жутко тряслась, вставая с лавки, потянулась за бутылкой. Федюня нырнул в дверь.
В это лето стояла сильная жара, дождей не было, речка почти обмелела. Ребята пропадали у воды, гам и визг стоял до утра. Под старыми тополями развалилась компания парней. Петюня по-деловому разливал водочку. Вот двое полезли в воду.
– Я с мостика нырну, там глубже, – сказал Петюня, шатаясь заковылял к мосту, взобрался на перила и свалился вниз.
– Ишь ты, чисто как мешок с дерьмом, – загоготал Федюня.
– Чего это он застрял? – спросил Иван, глядя с мостика на зеленовато-бурую воду. – Эй, Федя, нырни-ка за братцем!
Стали нырять и наконец вытащили Петюню бездыханного, со скрюченными пальцами. Побежали к родителям, позвали сельского фельдшера, но Петюня приказал долго жить. Деревня снова забурлила.
Потянулись к вечеру к избе Петюни односельчане. Валюша в это время спала под лавкой. Пьяная, блаженная улыбка блуждала по лицу.
– Ишь, наверное, Витюня привиделся, – пробурчал Вова, выглядывая в окно. Пришел Семен, не стал заходить в избу. Поговорили у окна.
– Она чо, дрыхнет? Буди ее, надо идти читать отходную, – и пошел назад. Вова потряс Валю за плечо.
– Знешь, Вова, ка…кой сон я видела… – блажено улыбаясь, протянула Валюша. – Витек ведь сказал наконец, кто убил его… Не поверишь, Пе-тю-ня.
– Окстись, Валентина, чему веришь?
– Да, Петюня. Вот Ирод, а ишо дружок называется. Теперь-то я расправлюсь с ними. Перво-наперво, – она наклонилась под лавку, где обычно лежал топор, – порешу Егоровну, благо неходячая сука, потом до рыжего Петюнечки доберусь.
– Не дури, собирайся. Нет Петюни… Иди читать отходную… Утонул Петюня. Пойдешь чо ли?
Медленно, как сомнамбула, Валя налила в тазик воды, умылась, причесалась, внимательно вглядываясь в зеркало. Достала из сундука платье, покрыла голову старинным голубым платком, доставшимся от тетки.
– Вот как хорошо, что не променяла на бутылку у дядьки, что ездил и собирал старинные платки. Пригодился, – говорила Валюша, гладя розовые цветы, вытканные по голубому полю. Рука ее тряслась сильнее. Выпрямилась.
– Ну как я, Вова?
Он смотрел на жену и думал, что она ничего бабочка, не хуже других. Не такая страшная. Даже глаза прояснели.
– Ну пошла я, – и выплыла голубым облачком на крыльцо. Муж смотрел на нее из окна. – Ведь дружком был. И смерть-то в воде нашел, как и мой Витюнька. Так, значит, Господь рассудил.
Смотрели на Валюшу с изумлением и страхом.
– Вот, Петюня, пришла я… Не убий, говорится в Библии… – она перекрестилась, поклонилась покойнику. – Встретишь Витюньку, покойся. Бог тебе тоже не дал жизни.
Егоровна, оплывшая, огромная, лежала на кровати, силилась приподняться.
– Я не радуюсь, Егоровна, – обратилась она к лежащей, – я успокоилась. Одно тяжело думать, как холодно было моему сыночку в ледяной воде, в колодце. Как темно и страшно, а Петюнька твой в тёплой водичке нашёл покой. Господь тебя пожалел, чтоб не думала, не страдала, не маялась за Петюню. На перекресток ползать не будешь, валяться в лужах тоже. Сама скоро водой возьмёшься, так-то.
И они сразу завыли, обе матери. Толпа отшатнулась. Никто не издал ни звука. Выли долго и страшно.
– А те, кто бросил Витеньку в колодец, через детей своих страдать будут. И скоро, Егоровна, скоро. Их очерёд придет.
