«Жажду бури…». Воспоминания, дневник. Том 2 - страница 52
Повторяю, иначе и быть не могло, так как сами его главные творцы не смотрели на него как на революционное орудие. Позднее, на суде176 Муромцев заявил, что он составлял воззвание для того, чтобы направить негодование народа в легальное русло177. Против этого заявления со скамьи подсудимых раздался только один протестующий голос, и это был голос кавказского социал-демократа Рамишвили, сказавшего, что он преследовал другие цели. Больше голосов раздаться и не могло, так как заявление Муромцева было сделано в последнем слове подсудимого, а такое слово давалось подсудимым в алфавитном порядке. Совершенно непостижимо, как можно было смотреть по-муромцевски на воззвание, во всяком случае призывавшее к действиям, которые не только были нелегальны, но были бы и революционны, если бы они осуществились.
Через несколько времени Трудовая группа устроила в Финляндии свой первый партийный съезд, о чем я скажу подробнее в следующей главе; на нем между прочим обсуждался вопрос о проведении в жизнь Выборгского воззвания, но так как съезд, созыв которого потребовал времени, собрался только осенью, то сделать было уже ничего нельзя.
Произошло несколько бунтов, матросских и крестьянских; в некоторых из них принимали действенное участие отдельные трудовики (Онипко178), поплатившиеся за это каторжными работами. Но скоро жизнь вошла в свои мирные берега, и от Выборгского воззвания осталось только историческое воспоминание.
Общая историческая причина безуспешности воззвания лежала в том, что революция кончилась уже до открытия Думы, революционное настроение упало, и поднять его было невозможно никаким воззванием. Отсюда – слабость и бледность самого воззвания.
Но имело ли в таком случае смысл его составлять? Не было ли оно ошибкой членов Думы, поехавших в Выборг, и в первую голову – кадетской партии?
Поездка в Выборг и какой-нибудь акт были психологической необходимостью; их не могло не быть. После революционного возбуждения des tollen Jahres179, после подъема духа во время Думы думцы не могли, не должны были спокойно утереться, когда правительство плюнуло им в лицо. Если бы они это сделали, то они вызвали бы к себе общее презрение и этим свели на нет всю работу Думы, которая, во всяком случае, имела для народа громадное воспитательное значение. Этот отрицательный результат был бы горше, чем отсутствие всякого положительного результата.
Глава V. Первое междудумье. – Общий характер эпохи. – Газетная и литературная работа. – «Наша жизнь». – Газетная гекатомба 2 декабря 1905 г. – Дальнейшая судьба «Нашей жизни» и ее гибель в 1908 г. – Л. В. Ходский. – Моя литературная работа помимо «Нашей жизни». – Трудовая группа в первое междудумье; обращение ее в партию. – Избирательная кампания во 2‐ю Думу. – Отголосок родичевского прошлогоднего пророчества о безумце, который разгонит Думу
Начался 8-месячный период первого междудумья. Вместе с ним ясно определилась грубая реакция. Убийство Герценштейна с попустительства, если не подстрекательства властей, столыпинский180 закон о землеустройстве (9 ноября 1906 г.)181, аресты, преследования печати – все вызывало лишь бессильное негодование и никакого организованного народного протеста. Что революция кончилась, кончилась без надежды на ее возобновление в ближайший исторический момент, стало очевидным для всех сколько-нибудь критически оценивающих события, и только совсем зеленые юнцы могли еще ожидать его. Отдельные матросские и крестьянские восстания были, очевидно, последними всплесками явно утихавшей бури. Роспуском Думы Столыпин искусно нанес последний, ловкий удар по революции.