Пальцы Шестипалой Руки впились в поводья добела. Вечно слезящиеся глазки настороженно скользили по перекошенным лицам пришедших, которых было куда больше, чем его свита. Он открывал было свой непомерно большой рот, но медлил с ответом.
– А почему вы пришли с этим ко мне, а не к Лиллуаю? Бегите с этим к нему сейчас же!..
– Мы уже от него, – соврал Венчура. – Он приказал бежать к вам, чтобы остановить обоз, пока не поздно…
Глаза Кватоко округлились.
– Чушь!.. У нас нет вашего пеммикана. Его место на складе с припасами для вспоможения. Ступайте прочь…
Венчура покачал головой.
– Мы не ослушаемся приказа советника Лиллуая. Он велел предупредить вас, чтобы вы ни в коем случае не отвезли отравленную пищу Грязи под Ногтями. Соседи могут счесть, что мы начали против них скрытую войну, и ополчатся на нас…
Видимо, Кватоко охватила та же мысль. Слегка дрожащей рукой он схватил себя за выпуклый лоб, что-то быстро соображая.
– Он не мог послать вас ко мне, – наконец решил он, испытующе глядя на Венчуру. – Ты мне лжешь, парень?
– Спросите его сами, – твердо ответил Венчура. – Или отдайте лоток с отравленной закуской, мы передадим его Лиллуаю…
Большой рот Шестипалой Руки дергался в нервной усмешке, он неверяще покачивал головой. Конечно же он не мог исполнить просьбу Венчуры, ведь это все равно что признаться на глазах пришедших с ним людей, что их сбережения сбывают соседям. Но и тронуться в путь, не разобравшись, в какую именно повозку Лиллуай сунул этот самый лоток с испорченным пеммиканом, он тоже не мог. И Венчура это знал. И его люди, по всей видимости, тоже. Но они ведут себя так, будто уже давно догадываются обо всем, и это не столько беспокоит их, как возможная вражда с соседями. Блефуют? Кватоко не знал.
Он подозвал к себе воина и поручил ему срочно привести советника по перераспределению имуществом к Сумеречному проходу. Следом он притянул к себе второго воина с густой гривой и белозубой ухмылкой, велел отвязать ему одну из лошадей от повозки, оседлать и во всю прыть скакать к вождю, чтобы доложить ситуацию.
Люди переминались с ноги на ногу, чесались и терпеливо ждали, хотя кто-то уже бормотал о расправе над съежившимся в своей вознице Кватоко. Венчура шикал им, умоляя не дать испортить всю его задумку. Если они сейчас просто нападут, закончится все большим кровопролитием в пользу воинов, и никто уже потом не станет разбираться в отравленной еде, и была ли она на самом деле в обозе.
Вождь прискакал на коне первым. Малорослый, плотно сбитый, с покатыми плечами и неизменно в пышном роуче из перьев кондора, краснохвостых ястребов и белохвостых стрижей. Но в этот раз при нем не было знаменитого посоха, за который его нарекли Приручившим Гром. Спрыгнув с коня, вождь обвел диким взглядом толпу и встретился глазами с возглавлявшим ее Венчурой. Тому стало не по себе и он потупился.
– Благодарю тебя, юноша, – вдруг шагнул к нему вождь и порывисто приобнял его. – Я испытываю гордость, когда вижу молодых людей, подобных тебе, кто неравнодушен к судьбе нашего племени. Такого я не забуду…
Такого я тебе не прощу, имел он в виду, – с холодком подумал Венчура, отвечая ему нервным кивком и улыбкой.
– Я благодарю всех вас, – вождь прошелся ладонью по плечам стоящих рядом с Венчурой. – И мне стыдно, что среди мудрых мужей в совете есть такие ядовитые змеи, как Лиллуай… Вы все открыли нам глаза, благодарю вас…
