Вечером накануне свадьбы Самад приехал из гарнизона и до полуночи под разными предлогами несколько раз приходил к нам домой.
На следующий день за мной пришёл брат Иман. Он посадил меня в свой новый красный пикап. Хадиджа села со мной рядом. Я опустила голову, но из-под накинутой на лицо красной полупрозрачной чадры могла всё видеть. К машине с радостными криками бежали деревенские дети, а некоторые из них даже сумели устроиться сзади. От топота их ног и прыжков автомобиль весь трясся, словно за ним собралась и бежала вся деревенская детвора. Боясь за свой новый пикап, брат даже сказал: «Сейчас у машины дно провалится».
От нас до дома Самада нужно было проехать несколько улиц, то есть совсем не далеко, но всё было обставлено так, будто меня провожают в долгий путь.
Мать, провожая меня, от волнения не заметила, как я села в пикап, ведь ещё не все ритуалы были совершены. Читая молитвы, она помогла мне выйти из пикапа и, прощаясь, на счастье провела меня под Кораном. Отца нигде не было. В деревнях не принято, чтобы отец участвовал в свадебной церемонии, но мне очень хотелось видеть его в эти последние минуты перед свадьбой. Хадиджа помогла мне сесть обратно в машину. Мы с матерью разрыдались, потому как не хотели расставаться друг с другом. Увидев, что мы обе плачем, невестка тоже не выдержала. Наконец пикап тронулся и я покинула отчий дом. В дороге мы с Хадиджой не переставали плакать.
Родственники Самада нас уже ждали. Увидев машину, они вышли к нам навстречу, открыли дверь пикапа и помогли мне выйти. Весь переулок был в дыму от руты[8]. Один из родственников, обладавший благозвучным голосом, пел чудесные песни о пророке Мохаммаде под непрерывающиеся славословия посланнику Аллаха остальных присутствующих.
Самад поднялся на плоскую крышу дома и вместе со своими приятелями начал по традиции бросать на улицу плоды граната и сахар. Я испугалась, что сахар или гранат упадёт мне на голову, но Самад и не собирался ничего бросать в мою сторону. Затем для гостей, прибывших на свадьбу, накрыли праздничный стол. Вечером, когда все они разошлись, в доме остались только близкие родственники, и мы начали готовить ужин.
Первые два дня мы с Самадом стеснялись выходить из комнаты. Свекровь приносила нам завтрак, обед и ужин на подносе, который ставила на пол со словами: «Еда стоит у двери».
Мы выжидали какое-то время, чтобы убедиться, что за дверью никого нет, забирали поднос и приступали к трапезе.
Согласно обычаю вечером второго дня после свадьбы родственники жениха должны явиться в дом невесты. В тот вечер я не могла найти себе места. Я оделась и села в углу комнаты, желая показать, как сильно соскучилась по своим родителям, и поторопить со сборами остальных. Наконец мы поужинали и собрались идти.
Я была на седьмом небе от счастья. Хотелось бежать быстрее других, чтобы как можно раньше оказаться в родном доме, поэтому я всё время оказывалась впереди, а Самад время от времени догонял меня и тянул за чадру.
Добравшись до родительского дома, я чуть не сошла с ума от радости, а как только увидела отца, то бросилась ему в объятья и по обыкновению принялась его целовать: сначала – в оба глаза, потом – в обе щёки, в кончик носа и даже в оба уха. Мать стояла в сторонке и тихо плакала: «О Господи, доченька, будь счастлива».
Родственники Самада с удивлением наблюдали за этой сценой, ведь ни одна девушка в нашей деревне не осмелилась бы при всех так целовать своего отца. Погостив у родителей несколько часов, я почувствовала нечто новое, как будто только что появилась на свет. Я сидела рядом с отцом и, взяв его за руки, то прижимала их к своим глазам, то целовала. Несколько раз я подходила и садилась рядом с матерью, своей «дорогой Ширин», обнимала и говорила о том, как её люблю.
