– Йихууу!
Крылья трепетали, ветер свистел, американские горки нервно курили в сторонке. «Бабочка» крутанулась юлой, меня швырнуло на складную крышу двуколки. Вытаращенные глаза девочки оказались прямо перед лицом, она беззвучно открывала рот. Мелькали небо, лианы, дома.
– Йихууууу! – орал идиот.
Взревела:
– Убью!!
Он повернулся с таким выражением лица, будто не ожидал нас увидеть. Взмах сияющей руки – из сидения змеями выползли верёвки и накрепко нас с девочкой привязали.
– Так-то лучше! – кивнула я.
Брюнет рванул поводья, чёрный сгусток мелькнул рядом, мы нырнули в сплетение зарослей. Крылья сложились. Падая, мы пронеслись в щель, крылья распахнулись, наполнились светом, мы мчались сквозь лианы: вправо-влево-вправо-влево, вверх-вниз-вверх-вниз. Голова моталась из стороны в сторону, подвывания девочки разрывали сердце, я давилась криком.
Крылья уменьшились вдвое, хрень нырнула в просвет между растительностью, шмякнулась на лапы и пробежалась, загоняя нас в «пещеру» с крышей из скопления лиан. Крылья всосались в коричневую шкуру.
Вытаращив глаза, я часто, прерывисто дышала: обалдеть.
Сердце выколачивало безумную дробь. Никогда. Нигде. Даже когда одногруппник мчал меня, не надевшую шлем, на мотоцикле под сто двадцать километров в час, даже на мини-американских горках, когда казалось, что вылечу из вагончика, я не испытывала такого экстрима.
С трудом моргнула.
Брюнет накинул вожжи на штырёк в носу двуколки и спрыгнул на зелёную травку.
Он ещё и гонщик. Посмотрев сквозь узкий просвет между лианами в небо, брюнет нахмурился. Покачал головой.
Я начала вставать и осознала, что до сих пор связана.
– Кхм, – сипло обозначила своё недовольство.
***
Нужно было подумать, просто спокойно подумать в тишине.
Сзади сипло кашлянули. Чуть не схватился за голову: ну зачем взял её с собой? Надо было одному сбежать и быстро всё разрешить, пока магоед до источника Вериндера не добрался, а теперь придётся отвлекаться на… жену.
Обернулся: она и трясущаяся девочка сидели связанными в двуколке.
Девочка пикнуть не могла от ужаса (как и большинство моих пассажиров), а жена выглядела неожиданно бодро. Может, кляп для полной картины добавить? Быстро эту идею отмёл: я же длор, а она женщина. И моя жена.
Заставил ремни безопасности втянуться в сидение. Замер, ожидая гневной тирады, но жена только растирала слегка помятые ремнями руки и талию.
Ах, да, она же языка нашего не знает, так что тирады не будет. Молчаливая жена – мечта любого главы рода.
Моя приоткрыла рот.
Метнулся к ней, прижал ладонь к её горячим сухим губам.
– Нет-нет, только молчи. – Замотал головой, надавливая ладонью чуть сильнее.
Над моей рукой блестели орехового цвета глаза. Не томно-романтичные с чарующей поволокой, как при салонных беседах, и не вытаращенные от страха, как обычно после полётов со мной, а осмысленные, что давало надежду на понимание.
Свободной рукой указал на лианы, помахал, изображая, что мне нужно с ними разобраться. Указал на жену и приложил палец к своим губам.
И недоуменно вскинул брови, что по моей задумке должно означать вопрос: поняла?
Кивнула!
Выдыхая, я расплылся в улыбке: умница.
Ухватив меня за запястье приложенной к губам руки, жена с неожиданной силой рванула её вниз, указала на дрожащую девочку и с грозным видом потрясла перед моим носом кулаком.
У меня заскрипел мозг.
Женщина… жена грозила мне кулаком. Неужели она обещала меня им ударить? Нет, быть не может: женщина может хлестнуть по щеке ладошкой, но кулак – это мужская прерогатива. Неужели в их мире не так? О… какой страшный мир.
