Подвела её к столу, усадила во главе. Принялась выкладывать на тарелку кружки печёной моркови, лука, большие рассыпчатые клубни, приговаривая:
– Смотрите-ка: картошечка какая белая, без червоточины.
Достала из сумки каравай. По комнате разнёсся густой хлебный дух. Утопая пальцами в воздушной мякоти, отломила ломоть, поднесла к носу, шумно вдохнула кисловато-терпкий аромат. Дети потянули руки.
Отламывая ещё и ещё, Елизавета раздала всем по кусочку. Кириковна снова расплакалась.
– Лизонька, пусть Господь тебя благословит, – прошептала сквозь слёзы. – Я ж словно умерла и в рай попала.
Дети, молча опустошив тарелки, гуськом сонно побрели в комнату.
– Коленька, сыночек, сегодня ступай за перегородку. Теперь снова будешь спать вместе с нами. Кровать широкая, поперёк ляжем. А на твоё место бабушку положим.
– Угу, – буркнул Коля.
Скоро дети притихли.
– Говоришь, здесь в округе мало пустых домов? А кто живёт-то? В основном поляки? – поинтересовалась Кириковна.
– Как вы догадались? – удивилась Елизавета.
– А с чего им бежать-то? Их, что до войны немчики не особо трогали, что нынче. Они ж подпевалы. Сколько раз наблюдала, как фашистов этих хлебом-солью встречали да приговаривали: «Проходите, родненькие, мы вас та-ак долго ждали».
– Наверное… Но меня такое не коснулось. От тех поляков, с кем судьба свела, только доброе видела. Если бы не соседи со всей округи, мы с детьми не выжили бы.
В окно тихонько постучали. Елизавета встревожилась. Выключив свет, через стекло всмотрелась в темноту.
– Свои, – проговорила и пошла отпирать. – Здравствуйте, пани Хладынская, – тихо поприветствовала соседку.
Та переступила через порог, но дальше не пошла.
– Пани Лиза, зовите меня Юлией, так душевнее, – прошептала, глядя в лицо. – Так вот, я на минутку. С доброй вестью. В доме Мруковых, что прямо напротив, ищут няньку для деток. Я сразу про вашу Наденьку вспомнила. Завтра же ведите её. Просите. Не откажут. Вас все за доброту любят, никто не оттолкнёт.
Елизавета принялась благодарить, а взгляд гостьи, скользнув через плечо, приподнял брови в немом вопросе.
– У нас в семье пополнение, – охотно объяснила Елизавета и шёпотом добавила: – Подобрали несчастную в перелеске. Собралась там умирать. Нельзя же было её оставить.
– Ох-ох-ох, – вздыхая, покачала головой пани Хладынская. – Вот ведь как вы на помощь кидаетесь, себя не помня. Да воздастся добром за добро… Ну, завтра стукнете мне в окошко, когда с Надей дело решится. А пока доброй ночи.
Елизавета задвинула засов. Присела напротив Кириковны.
– А вы говорите – подпевалы. Каждый выживает, как может, но при этом и плечо не гнушается подставить.
***
Поутру Елизавета подняла Надю первой. Та спросонья забормотала под нос что-то невнятное, но, поняв в чём дело, быстро собралась.
Скоро мама с дочерью уже стояли у соседской калитки и слушали заливистый лай, доносившийся из-за забора.
– А-а, пани Лиза! Доброго здоровьица! – приветственно воскликнула хозяйка.
Розовощёкая толстушка с косой, заплетённой в три пряди; в атласной юбке до пят, собранной под грудью, больше напоминала дореволюционную русскую барышню, чем польку.
Елизавете довелось познакомиться с Ханной в первые дни обустройства на новом месте. Та принесла сандалии и ботиночки, из которых выросла её дочка Агнешка, бывшая на год старше Арины.
– Проходите, не бойтесь, – продолжала она, придерживая за цепь белую с рыжими пятнами собаку. —. Лайза у нас звонкая, но ласковая. Они с Наденькой быстро подружатся. Вы ведь в няньки пришли наниматься?
