— Как ваше самочувствие, Кристин? — тон визитёра был, как всегда, дружелюбен. — Я вижу, — он бросил короткий взгляд на столик, с которого Лидия убирала остатки трапезы, — аппетит к вам вернулся.
— Д-да, — у меня так и не получилось до конца избавиться от скованности. — Благодарю вас, я чувствую себя неплохо.
— Рад слышать, — без тени улыбки ответил Геллерт. И продолжил: — У меня появился небольшой перерыв в делах. Не желаете ли пройтись по замку?
Ах да, мы вроде бы договаривались. Но выходить из комнат, где я ещё не до конца освоилась, на совсем уж незнакомую территорию?
— Не уверена, что мне хватит сил на долгую прогулку, — покривила я душой. И чтобы сделать отказ более дипломатичным, скрепя сердце добавила: — Но я, пожалуй, поднялась бы на площадку донжона.
— Как вам будет угодно, — склонил голову Геллерт и предложил мне руку: — Прошу.
Делать было нечего. Я взяла его под локоть, на что сердце, как всегда, с перебоем ударило в рёбра, и мы чинно покинули гостиную.
***
Подъём на главную башню замка дался мне нелегко: пожалуй, моё лукавство с отказом от прогулки было не таким уж лукавством. Геллерт даже предложил отдохнуть перед последней, самой длинной винтовой лестницей, но я заупрямилась. Причём по совершенно глупой причине: из-за висевшего на стене портрета грациозной девушки-блондинки, в которой я до сих пор с трудом признавала себя. Поэтому мы продолжили взбираться наверх, и когда наконец выбрались на квадратную смотровую площадку, открывшийся вид искупил всю мою усталость.
Простор. Высокое небо в терракотово-лиловых росчерках облаков, золотой шар солнца над далёкими горами. Тёплый ветер, несущий ароматы трав и нагретого камня. И тихая, на грани слышимости, мелодия, от которой замирало сердце, а на глаза наворачивались слёзы.
— Как бы я хотела…
Я недоговорила, потому что не знала, какими словами выразить вдруг нахлынувшее желание раствориться в пейзаже, уйти в него, стать неотделимой частью всей этой красоты.
— Я рад, что это невозможно, — тихо и очень серьёзно отозвался Геллерт, неведомым образом разобрав то, что не могла сформулировать я. — Простите.
У меня вырвался едва слышный вздох. И чтобы отвлечь от него внимание, я приблизилась к парапету и положила ладони на тёплый и как будто живой камень. Геллерт же деликатно остался стоять чуть позади, давая мне возможность надышаться, начувствоваться этой природой и этим закатом.
Но вот солнце скрылось за изломанным горизонтом, а в высоком, наливавшемся темнотой небе зажглись первые огоньки звёзд. И тогда Геллерт всё-таки нарушил молчание.
— Завтра из столицы должны приехать жонглёры — я договаривался об этом ещё до вашей болезни, но забыл отменить. У вас есть желание посмотреть их представление?
Жонглёры? Я вздрогнула, возвращаясь в реальность.
— А если нет?
Конечно, отказывать приехавшим издалека неловко, но вокруг меня и так было слишком много нового и незнакомого. К тому же в груди заворочался глупый страх: вдруг выступление напомнит о чём-то, и случится новый приступ?
— Нет, значит, нет, — пожал плечами Геллерт. — Им в любом случае заплатят оговорённую сумму.
— Хорошо, — мне даже дышать стало легче. — Тогда, если можно, я не буду смотреть их представление.
— Как скажете, — в Геллерте не чувствовалось и тени недовольства, за что я не могла не быть ему благодарной. — Я распоряжусь, чтобы им передали вашу волю. А теперь, не хотите ли вернуться в свои комнаты? Спускается роса.
