— Наверное, вы хотите, чтобы она еще и девственницей была? — ехидно уточняю я. — Нецелованной?
Он задумывается, потом кивает с серьезным видом:
— Ну, было бы неплохо, конечно. Все-таки она станет матерью моих детей. Я говорил уже, что хочу четверых?
Я мотаю головой. А он еще больше расходится:
— Да, хочу четверых. И надо, чтобы девушка была готова беременеть сразу после свадьбы. Тянуть мне некогда. Я не готов на выпускной детей тащиться старикашкой с клюкой.
— Сомневаюсь, что двадцатилетняя девочка захочет беременеть сразу после свадьбы, — ядовито бурчу я с набитым ртом. — Ей вообще-то еще надо университет закончить, мир посмотреть.
— Какой еще университет? — В глазах Кузнецова проступает раздражение. — Не надо нам университета. Девица с высшим образованием мне дома на фиг не нужна: от таких одни проблемы и вынос мозга.
— Вы серьезно?
— Конечно! Сужу по своему горькому опыту. Имел, знаешь ли, возможность удостовериться.
Я поспешно засовываю в рот еще одну ложку оливье — ну, чтобы не ляпнуть чего-нибудь грубого.
Кузнецов придвигает ко мне блюдо с булками и завершает мысль:
— Мне нужна мягкая, домашняя девушка, без амбиций. Повар там или учительница начальных классов. Можно и вообще без образования. Зачем оно ей, если я хочу, чтобы она посвятила себя домашнему очагу?
Какой же он мерзкий! — мысленно констатирую я. — Махровый сексист какой-то. Даже мой бывший муж поблек на его фоне, а я-то думала, что уж его-то никому не затмить.
— Ну ты чего молчишь-то? — толкает меня плечом Кузнецов. — Спрашивай еще что-нибудь. О своей будущей жене я могу говорить часами.
Оно и видно, ага. Глаза его горят каким-то лихорадочным светом, а на губах опять придурковатая улыбка. Но лучше и правда что-нибудь спросить, не сидеть в тишине.
— А по внешности будут пожелания? — Я надкусываю первую попавшуюся булку и замираю: вкуснотища.
— Так-так, — Кузнецов ненадолго задумывается, потом с интересом смотрит на меня. — А ты можешь встать ненадолго?
— Могу, — я выбираюсь из-за стола с булкой в руке.
— Ну вот смотри, — тянет Кузнецов, оглядывая меня. — Мне нужна женщина совсем другой комплекции. Ты слишком худая и костлявая. На диетах, поди, сидишь?
— Василий, — хмурюсь я. — Ближе к делу.
Он обрисовывает руками мои бедра.
— Мне вот надо, чтобы здесь пошире. И здесь! — Его руки смещаются в сторону моей груди. Я их на всякий случай отпихиваю.
— Понятно, — говорю я и снова плюхаюсь за стол.
Кузнецов делает круг по кухне, возбужденно размахивая руками:
— Мне нужная крепкая, молодая девка. Такая, чтобы во время беременности на рыбалку со мной ездила, а не стонала в углу в обнимку с тазиком.
— Ага, запомню, — киваю я. Мне еще бабушка в детстве говорила: с сумасшедшими не спорят.
— И еще у меня одно пожелание есть, — Кузнецов подходит ближе и зачем-то ерошит мои волосы. — Хочу, чтобы у нее коса была. До пояса.
Я незаметно отодвигаюсь: не люблю, когда вот так беспардонно лапают.
— Вот зачем вы, женщины, стрижетесь так коротко? — говорит Кузнецов с осуждением косясь на мою прическу. — И краситесь еще в этот ужасный пошлый цвет?
— Ничего он не ужасный, — возражаю я, откладывая булку. — У меня от природы похожий. Я всего на пару тонов осветлилась.
— Вот моя краситься не должна, запомнила? — Кузнецов придвигается, нависает надо мной. — Я люблю, когда у женщины все натуральное. — Он опускает глаза вниз и получается, что заглядывает прямо в вырез моей майки.
