Майя встала со скамьи, словно подтверждая своё намеренье двигаться вперёд. Анна последовала за ней как заворожённая, задумчиво глядя себе под ноги:
– А я подумала, что причина твоих слёз – любовь.
– Именно так, – кивнула Майя, – любовь к себе, а точнее, нелюбовь.
– Но ведь ты делала всё из лучших побуждений. Если по какой-то причине ты поняла, что обманута людьми, разве это твоя вина?
– Ошибка – думать, что есть я и есть мир, который перечит нам в чём-то. Не случается вокруг того, что нет в тебе. Всё же мой ум брал верх над сердцем, заглушая его негромкий голос и не замечая очевидное. Я получила лишь то, чему позволила быть, что выбрала, пусть и неосознанно. Часто форма отвлекает нас от содержания, как известно. Всё, что мне нужно сейчас, – уже здесь, в этом моменте.
Майя сказала последние слова так убедительно и легко, что Анна невольно засмотрелась на собеседницу, вглядываясь в её черты. Тут ей показалось, что невидимая дверца отварилась в необъятный мир будущего, где им с Майей уготована своя дорога, своя история и свои задачи. Тончайшая вуаль отделяет одну реальность от другой, а ты в это мгновение ловишь что-то глубинно-незримое в своём безмолвии и многоголосии чувств, заимствованных оттуда, из будущего, которое уже есть.
– Майя, твоё имя говорит мне о том, что ты всегда будешь рождаться с весной вновь, какие бы испытания ты ни выбрала. И мы обязательно отметим начало наших новых изумительных историй где-нибудь в вишнёво-яблоневом саду, как только сможем выбраться отсюда, – заверила Анна, глядя на часы. ― А часы намекают на время обеда.
– Согласна это сделать прямо сейчас. Есть всё же хочется, – рассмеялась Майя.
Они поднялись по высоким ступеням парадного входа больницы и исчезли за увесистой дверью.
– Мамуль, я с нетерпением жду возвращения домой. Мы станем видеться гораздо чаще. Давай устроим праздник и пригласим гостей, как раньше, да? – Анна рисовала картины ближайшего будущего, пришедшей вечером в больницу матери. – Ты уже устала ездить ко мне в такую даль.
– Анечка, если нужно, то я приеду к тебе и на край света, ты же знаешь, – поправляя шёлковый платок на шее, ответила мать.
Эти дни давались ей особенно трудно. Донимала боль в ногах, так бывает при варикозе, когда вены рвёт, словно натянутую тетиву в стремлении запустить эту безумную стрелу в дальние просторы Вселенной. Весеннее обострение выбивало её из привычной колеи забот. Но тем не менее она никогда не говорила дочери, которая и без того, на её взгляд, пребывала в отчаянном положении, о своём недомогании. Разве её болячки могут сравниться с тем, что пришлось испытать её Анне. Одна только мысль о возможной потере своей кровиночки вводила в ступор всё её сознание. Зинаида Викторовна брала себя в руки и, надев специальные тугие чулки, отправлялась в путь. Сейчас она обняла дочь и похлопала по плечу, подтверждая сказанное.
– Знаю. Я очень люблю тебя, мам, правда от твоих ватрушек и пирожков скоро превращусь в толстушку Ани из того фильма, помнишь? – дочь рассмеялась, обнимая и целуя мать в щёку.
Та улыбнулась и смущённо опустила глаза:
– Подожди. Начнётся твоя бешеная жизнь, будешь опять, как загнанная лошадка, вот и сбросишь всё лишнее.
Анна серьёзно посмотрела на мать:
– Не начнётся. Моя жизнь – делаю что хочу: хочу – в больнице лежу, хочу – пирожки ем, хочу – работаю, хочу – увольняюсь.
Зинаида Викторовна внимательно посмотрела на дочь:
