Майя с сожалением посмотрела на подругу. Та, подбоченившись, покачала головой:
– Не делай такие глаза. Я чувствую себя заново рождённой и счастливой. И ничто не помешает мне чувствовать это, даже твой злосчастный шкаф. – Анна с азартом принялась собирать осколки. – Четыре ведра битого фарфора, – такого я ещё не видела! – рассмеялась она. Майя, всё ещё шмыгая носом, взялась за веник.
Примерно через час, наведя порядок в кухне, они сидели за столом и пили чай с пирожными, предусмотрительно купленными Анной по дороге.
– Давай будем учиться отпускать прошлое, если время расставания пробило. Цепляться за него – это тащиться в гору с огромным рюкзаком на спине, когда есть возможность идти налегке и найти, наконец, тот оазис, который тебе по душе. Я непременно выберу и куплю тебе новый фарфор. Пусть он ознаменует новый этап твоей жизни. На четыре ведра, конечно, не рассчитывай, но достойный чайный сервиз будет на твоём столе, – пообещала Анна.
– По-моему, ты забыла, что тебя уволили, – с грустной улыбкой пробубнила Майя.
– Именно потому, что помню об этом, я куплю его ещё с большим восторгом души, она-то знает, чем я буду заниматься, – ответила Анна, подмигнув.
– Ты нашла что-то другое? – спросила Майя, подливая в чашку чай.
– Уверена, судьба уже готовит мне новую страницу в том качестве и формате, который нужен именно мне.
– Загадочно. Пожалуй, я вовремя загремела в больницу, иначе не встретила бы тебя. Ты для меня, словно глоток свежего воздуха в коридоре жизненного лабиринта, – слезинка сверкнула на щеке растроганной Майи.
– Ну, не будем о больницах и коридорах. Выпьем за любовь и те сильные мужские руки, которые вовремя приходят на помощь в трудные минуты и обнимают крепко и трепетно во все дни, – Анна подняла пластиковую кружку с чаем и чокнулась с уцелевшей фарфоровой чашкой подруги. – Заметь, одна уцелела! А это значит, что и ты выживешь непременно. Майя грустно рассмеялась в ответ.
Подруги ещё долго разговаривали и делились событиями прошедших дней, перебравшись на уютный диван в гостиную.
– Какой чудный денёк сегодня, – отметила Анна, уже вставая с дивана. – Мой юный друг зовёт меня к новым приключениям, и его организму необходима прогулка. Рад завилял хвостом, глядя на хозяйку. – Знаешь, Майя, а мне очень даже нравится гулять с малышом, который мечется из угла в угол и обнюхивает все урны и столбы в радостной надежде познать этот мир раньше, чем жизненные испытания встретят его с распростёртыми объятиями.
Майя рассмеялась и, присев на корточки возле Рада, назидательно прошептала в его чуткое ухо:
– Исследуй, исследуй, но запомни, дружище: мир всегда будет для тебя открытием, непредсказуемым и прекрасным.
Долгий путь предстоял Анет – из старой уездной станицы в Харьков, к тётушке Серафиме – свояченице отца и сестре её матери.
Изольда, мать Анет, была родом с Украины. Её отец, покойный Андрей Фёдорович Видов, известный промышленник и меценат, встретил свою будущую жену Любляну в Одессе. К сожалению, он рано и скоропостижно скончался, оставив после себя доброе имя, хорошее наследство, двух дочерей, Изольду и Серафиму, и сына Аркадия, который был младшим в семье. После смерти мужа Любляна с тремя детьми вышла замуж за полковника в отставке Сергея Алексеевича Дружинина и погрузилась в мрак и тоску их семейной жизни.
Изольда получила фамилию Браун в девичестве, когда будущий контр-адмирал Серж Браун сделал ей предложение, заручившись поддержкой сослуживцев, представивших его человеком храбрым и с неудержимой тягой к вершинам мужества и делам благочестия.
