* * *
Гизат, уставший от неуюта съемных квартир, запаха кабинетов, пружин изодранного дивана в череде дежурных ночей, очень хотел семью. Он мечтал о жене, которая ждала бы его с работы, о детях, о тепле.
После свадьбы Гизат и его супруга Алия задумались о ребенке. Шло время, но беременность не наступала. Алия встречала его дома с покрасневшими от слез глазами, а за поздними ужинами супруги вели тихие разговоры о диагнозах врачей.
В день получения внеочередного звания, майора, Гизат праздновал и другое событие. Жена должна была вот-вот родить.
– Назову сына Майыр![18] – смеялся он.
– А если не сын? – спросил кто-то из коллег.
– Будет сын. Нужен сын. Чтобы, если умру, род на мне не закончился, – ответил мужчина и выпил до дна «Матумбу» со звездой.
В ту ночь ему позвонили из роддома и сообщили, что роды были тяжелыми. Лишь тогда он испугался: не только за жизнь ребенка, но и за жизнь жены. Мужчина тотчас сел в такси и поехал в роддом, умоляя Аллаха простить его за гордыню: «О Аллах, мне не нужен сын, мне нужны здоровые жена и ребенок», – шептал он без остановки как молитву.
Гизат зашел в палату реанимации, воспользовавшись служебным положением, и никак не мог отдышаться: перед глазами мелькали светлячки. В холодном больничном свете он наконец разглядел супругу. Укрытая несколькими одеялами, Алия лежала на кровати и смотрела в потолок. Увидев Гизата, она затряслась в тихих рыданиях. Муж погладил ее по голове и прошептал со всей искренностью: «Красавчик», вложив в это слово и «молодец», и «люблю», и «спасибо», и «какая ты сильная».
Алия заплакала еще сильнее: «Какой я красавчик, я не смогла родить».
В мгновение ока сердце ухнуло в пропасть. Гизат обернулся на медсестру, стоявшую недалеко от двери. Девушка покачала головой, отвечая на незаданный вопрос, и сказала, что сейчас принесет младенца.
Не прошло и нескольких минут, как она вернулась в палату, толкая перед собой детскую каталку.
В этот момент он впервые и услышал покряхтывание новорожденной.
Гизат подошел к боксу и долго смотрел на синеватое, отекшее личико дочери. Медсестра предложила взять девочку на руки, но он отказался: настолько крошечной она казалась. Девушка улыбнулась – ей было привычно видеть такой страх, – взяла в руки спящего ребенка и передала со словами: «Из-за кесарева девочку не приложили к матери, поэтому обнимите вы, это нужно, чтобы она чувствовала себя в безопасности».
«Чувствовала себя в безопасности», – эхом звучало в голове Гизата, пока он прижимал младенца к себе. «Должен обеспечить безопасность. Я не имею права на смерть. Теперь в этом мире есть девочка, которую нужно защищать».
Ощущение счастья пришло намного позже.
Наверное, когда он увидел бегущую к нему Мариям в желтых гольфиках.
Или когда она ждала его с работы с книжкой в руках и, не поддаваясь на уговоры матери, не ложилась спать без папиного чтения на ночь.
Или когда залезала к отцу на коленки и, нетерпеливо ерзая, рассматривала картинки в детской энциклопедии, пока родители пили чай.
А вот Гизат стоит в дверях, ожидая дочь, пока та соберется в школу. Ей уже шестнадцать лет. Высокая, красивая, в короткой красной юбке. «Почему в школу пускают в таком виде?» – думается ему, но он деликатно молчит. Он стесняется повзрослевшей Марияш, недовольно смотрит на жену. Дочь перехватывает взгляды родителей, тяжело опускает ногу, на которой застегивала босоножку и, шумно вздохнув, выходит из квартиры, будто бы случайно толкнув портфелем того, кто стоит в прихожей. То есть отца, прокурора города.
